Моя жизнь и стремление. Автобиография - Карл Фридрих Май
Это была большая, трудная и чрезвычайно болезненная уборка и расчистка. Не только в моей внутренней, но и в моей внешней жизни, в моей работе, в моей профессии, в моем доме, в моем браке.
Все, что загнало меня в кузницу и в боль, должно было отступить.
На это место пришло то, что было чистым, честным и стремящимся из Ардистана наверх к Джиннистану, страны благородных людей.
Это привело к разделению добра и зла, которое можно было осуществить только через борьбу и жертву.
Теперь это сделано. Непогода прошла. Хотя мутная вода все еще течет туда-сюда, какой-нибудь оскорбительный процесс, доклад прокурора, но это тоже скоро пройдет, и тогда вокруг меня воцарится мир и покой, так что я, наконец, наконец-то обрету время, пространство и дух победы, чтобы моя настоящая жизнь действительно перешла в мой единственный и последний «труд».
Оглядываясь на последние десять лет, я полон благодарности за то, что пережил это. Пока стоит земля, в литературе любой страны или народа никогда не было подобной «агитации» как против меня.
Это вызвало газетные бури, бури в залах суда, штормы в вашем собственном доме и особенно внутренние штормы.
Мой старый верный хороший друг тело, утверждает, что оно больше не может принимать участие, но я убежден, что оно станет таким же желающим и понимающим, как и всегда. Ему пришлось пережить то, что на самом деле было, вероятно, невыносимым.
Первоначально за эти шесть лет были три судебных процесса по делу Мюнхмайера, со всеми связанными с ними волнениями и страданиями.
Затем двадцать два месяца расследований по делу о лжесвидетельстве и поиск причин этого. Дело в том, что адвокат Мюнхмайера сообщил мне и моим свидетелям прокурору о лжесвидетельстве после того, как процесс был проигран для него. Согласно его собственному заявлению, прокурор ответил на эту жалобу, чтобы окончательно прояснить ситуацию. Эта почти двухлетняя борьба вполне закономерно завершилась тем, что ни мне, ни моим свидетелям не удалось вменить ничего криминального.
Но это еще не все, было еще кое-что похуже всего того, что было раньше.
Первые атаки Лебиуса.
Двусторонняя пневмония, из-за которой я месяцами колебался между жизнью и смертью.
Обвинения, которые моя бывшая жена возложила на меня, мою нынешнюю жену и ее мать, чем она хотела нас подвергнуть суровому наказанию.
Протоколы прокуратуры, которые она тогда заставила поднять против нас из-за этих обвинений.
Те же прокурорские заключения повторил Лебиус в Берлине.
К счастью, эта разведенная женщина добровольно рассказала все совершенно незнакомым людям и признала то, что она тогда отрицала после развода во время бракоразводного процесса, и без моего участия призналась, что у нее мог возникнуть соблазн отрицать это впоследствии.
Предоставление этих доказательств показало, что все обвинения против меня — ложь.
Также просьба Лебиуса в прокуратуру запереть меня в сумасшедшем доме.
Его просьба следить за мной в Америке.
Бесчисленные статьи против меня в его газете «Бунд».
Его листовки с самой отвратительной ложью, которые разошлись по Германии, Австрии, Швейцарии, Италии, Франции, Англии, Северной и Южной Америке.
Он даже обвинил меня в том, что я задушил тестя!
Такое продолжалось до недавнего времени.
Наконец, обвинение в оскорблении следственного судьи и, наконец, что не менее важно, около четырех недель назад жалоба в прокуратуру на меня за инцест, который, как известно, карается тюремным заключением сроком до пяти лет.
Вы видите, что они используют все средства, чтобы «уничтожить» меня!
Выдержать это, не теряя веры в Бога, веру в человечество и любовь к жизни и жизнеспособность — это поступок, на который вряд ли способен каждый.
Я выдержал это, не поддаваясь искушению помочь себе, потому что я ни на мгновение не могу сомневаться в Боге и Его Любви, и потому что в это чрезвычайно трудное время рядом со мной стояло существо, чья устремленная храбрость вознесла меня над всей печалью словно на ангельских крыльях, над всеми страданиями, которым я должен был подвергнуться, а именно, моя нынешняя жена.
Если кто-то имел право писать книги на тему «зверь в женщине», то я вполне мог бы почувствовать себя обязанным издать книгу под названием «Небеса в женщине».
Рядом с такой женщиной, вместе с той, кто является источником всего человечного, чистого, человечески благородного и по-человечески вечного, возможно преодолеть все земные страдания, и возможно достичь в работе всего, что еще впереди, сделав все, что в человеческих силах.
Я больше не так ужасно одинок. Мне больше не нужно черпать только из себя, ведь ко мне присоединилась восхитительно богатая духовная жизнь, благодаря влиянию которой все, что ведет меня к хорошей цели, удваивается.
Сильно страдая физически, я свеж умственно и духовно, по крайней мере, так же полон веры, как и в юности.
Я не настолько глуп, чтобы скрывать тот факт, что меня считают изгоем, изгнанным из церкви, общества и литературы.
Один из них нападает на меня, потому что думает, что я скрытый католик или даже иезуит, другой бьет, потому что думает, что я все еще тайный протестант.
Смогут ли эти двое признаться в том, из-за чего они больше всего бьют?
Меня не трогает то, что меня считают социально мертвым.
У меня нет абсолютно никаких причин желать принадлежности к обществу, с которым я был вынужден познакомиться во время страданий.
Между прочим, мы вместе, я и дама моего сердца, будучи пожилыми людьми, настолько полны внутренней жизнью друг с другом, что не способны даже тосковать по «компании».
Что же касается моей литературной проблемы изгнания, то я могу быть даже доволен ею.
Путем, по которому я иду, еще не ходил никто; так что даже без той ненависти, которая направлена на меня, я был бы одинок.
Я также убежден, что позже, когда вы узнаете меня и то, к чему я стремлюсь, некоторые, а, возможно, даже многие, отделятся от большинства, чтобы присоединиться ко мне.
Старые дороги могут привести только к старым, мертвым ценностям.
Но если вы ищете новых, живых сокровищ, вам также следует идти новыми, а не старыми путями. А у меня — новый!
Судьба моих предыдущих работ определяется только их ценностью или ее отсутствием, ничем другим.
Если они хороши, они останутся, независимо от того, хвалят их в настоящее время или критикуют.
Если они никуда не годятся, они уйдут, независимо от того, отвергают их теперь или нет.
И, что самое главное, их ценность или никчемность определяю только я. Ни один из моих оппонентов, какими бы могущественными и влиятельными
