Григорий Ревзин - Риэго

VIII

ПОРАЖЕНИЕ РЕВОЛЮЦИИ

Франция, наследница славной революции, Франция передовых идей, гуманизма и свободы, не хотела этой подлой войны. В ней громко звучали голоса протеста против готовящегося удушения испанской конституции.

— Вы хотите отдать Испанию на расправу инквизиции и иезуитам! — уличал правительство лидер либералов Манюэль.

Французские карбонарии и демократы надеялись вывести из повиновения войска, собранные для похода за Пиренеи. Популярный журналист Поль-Луи Курье обратился к солдатам с прокламацией:

«Солдаты! Вы идете восстановить в Испании старый режим и уничтожить революцию… И когда вы восстановите в этой стране старый режим, вас вернут сюда, чтобы вы и здесь сделали то же самое. А знаете ли вы, друзья, что такое старый режим? Для народа — это налоги, для солдат — черный хлеб и палки. Итак, палки и черный хлеб — вот что значит для вас старый режим! Вот что предстоит вам восстановить сначала там, а затем и у себя… И когда вы вернетесь из похода, вы получите все палочные удары, которые причитаются вам с 1789 года!»

7 апреля 1823 года племянник Людовика XVIII герцог Ангулемский приказал войскам перейти пограничную реку Бидассоа.

Карбонарий полковник Фавье с сотней преданных свободе людей пытался остановить солдат. Он обратился к ним с горячим призывом:

— Солдаты! Куда вы идете?.. В вашем авангарде идут капуцины и воры. Вами командуют эмигранты и изменники. Вы идете уничтожать свободу, которую ваши отцы добыли ценою крови!

Фавье протягивал солдатам герцога, Ангулемского трехцветное знамя Французской революции:

— Отшвырните прочь вашу белую тряпку с бурбонскими лилиями! Возьмите знамя свободы и с ним поверните назад, против собственных угнетателей!

Но недаром 100-тысячная армия интервентов подвергалась долгой муштре и основательному отбору. Это была хорошо вышколенная ударная колонна абсолютизма. Несколько пушечных ядер положили конец карбонарской романтике. Интервенты вошли в Испанию.

И тотчас испанской свободе пришлось расплачиваться за бездарность и нерешительность ее вождей.

Державшие северную границу части Бальестероса стали поспешно отходить на юго-восток, к Арагону.

Морильо, Стоявший в Галисии, увидев, куда ветер дует, поспешил продаться французам. Вскоре предал дело революции и Лабисбаль. Как только французы показались у Мадрида, он издал прокламацию с требованием установления нового правительства.

Крестьяне повсеместно встречали интервентов спокойно, а нередко и помогали им — ведь этого требовали пятьдесят тысяч падре и сто тысяч монахов. Поход превратился для войск герцога Ангулемского почти что в военную прогулку. Уже 23 мая, на сорок девятый день похода, интервенты заняли Мадрид.

Почему же они почти нигде не встретили сопротивления? Только после окончания испанской кампании французский премьер граф Виллель приподнял краешек завесы над секретом этих военных успехов французских интервентов. Из слов Виллеля явствовало, что можно воевать и золотыми пулями. Когда в палате депутатов министра настойчиво допрашивали о стоимости испанского похода, он сказал прямо:

— Я не хочу давать палате никакого отчета! Финансовая комиссия может принять это, как ей угодно… Она никогда не дознается до конца, чего это нам стоило!

Щадя подкупленных генералов испанской армии, премьер-министр оставил в тайне эту сторону военных подвигов «ста тысяч сыновей святого Людовика», как напыщенно именовали армию интервентов французские реакционеры.

Революция гибла. Либеральное правительство, глядевшее издалека, из Севильи, как расползается по швам его система обороны, приступило к формированию новой резервной армии под командованием Вилья Кампа для защиты последнего своего оплота — Андалузии.

К концу второго месяца войны французы заняли весь северо-запад и центр Испании.

Герцог Ангулемский учредил в Мадриде регентство, во главе которого поставил мракобеса герцога Инфантадо.

Снова, как и десять лет тому назад, по градам и весям Испании корчевали столбы с Досками Конституции, восстанавливали монастыри, охотились за либералами, устраивали вокруг костров изуверские шабаши.

Бальестерос состязался с французскими генералами в быстроте бега: кто раньше доберется до Андалузии?

И только мужественный Мина высоко держал в Каталонии врученное ему революцией знамя.

Со своей маленькой армией Мина не мог долго противостоять французам. Он перешел к партизанской борьбе, всеми тонкостями которой владел в совершенстве.

Шестинедельная кампания Мины против дивизий генералов Донадье и Кюриаля — чудо предусмотрительности, находчивости и решимости. Герилья прежних лет, когда крестьяне были на его стороне и каждый пастух становился гостеприимным хозяином и помощником, канула в вечность. Мина понял это и сумел переменить тактику. Он нашел средства, как принудить крестьян предоставлять ему приют, снабжать продовольствием и — что важнее всего — не выдавать его передвижений неприятелю.

Мина сумел заставить крестьян говорить французам то, в чем он хотел их уверить. Прием его был прост: он появлялся внезапно в местности, которую покинул накануне и где после него уже успел побывать враг. И тогда горе тем, кто предал его!.. Парти-заны Мины способны были делать по десяти лиг, чтобы наказать изменников. И ни одна каталонская деревня не решалась помогать французам.

Так, держа в железной руке население деревень и опираясь на дружественные демократические слои Барселоны, Таррагоны, Жероны и других городов, Мина приковал к Каталонии 20 тысяч солдат маршала Монсея.

Но все это оказалось бесполезным, ибо Мина был почти одинок в своем сопротивлении врагу.

А министры-восторженные даже в эти грозные дни не хотели сбросить с себя путы лояльности в отношении короля, которыми связывала их конституция, и растрачивали свой небольшой запас энергии на игру в бирюльки — на юридические толкования прав суверена.

В начале июня в Севилью пришло известие о том, что французские войска перевалили через Сьерру-Морену и вступили в Андалузию. Резервная армия Вилья Кампа рассыпалась — ее как бы не существовало.

11 июня собрались кортесы и потребовали от правительства доклада о положении на театре войны. Министры чистосердечно сознались, что ничего не могут поведать ни о численности французских дивизий, ни о направлении их марша. Во всяком случае, Севилья в опасности. Нужно эвакуировать кортесы, правительство и двор на остров Леон, в Кадис. Остров уже дважды устоял. Можно надеяться, что и теперь Леон окажется неприступным.