Петр Чайковский - Ада Григорьевна Айнбиндер
Когда все финансовые проблемы Чайковского разрешились, он смог выехать из Берлина в Петербург.
«Онегин»
Вернувшись в Россию, несколько дней Чайковский провел в Петербурге с братьями. Далее ему предстояло важное событие – премьера оперы «Евгений Онегин». Как и мечтал автор, это был спектакль Московской консерватории на сцене Малого театра. Чайковский успел попасть в Москву на репетицию, которая проходила с декорациями, в костюмах, но так как зрительный зал не был освещен, Петр Ильич смог незаметно сесть и впервые вживую услышать свое детище. Настоящим сюрпризом для композитора стал эффект, который его сочинение производило на самых искушенных слушателей – его бывших коллег по консерватории. Петр Ильич писал: «Во время антрактов я виделся со всеми бывшими товарищами. Мне было весьма приятно заметить, что все они без исключения необыкновенно сильно полюбили музыку “Онегина”. Ник[олай] Григ[орьевич], который очень скуп на похвалы, сказал мне, что он влюблен в эту музыку. Танеев после 1-го акта хотел мне выразить свое сочувствие, но вместо того разрыдался. Не могу выразить Вам, до чего это меня тронуло. Вообще все без исключения выражали мне свою любовь к «Онегину» с такою силою и искренностью, что я был радостно удивлен этим»[527].
Премьера оперы «Евгений Онегин» состоялась 17 марта 1879 года на сцене Малого театра, все сольные партии исполняли учащиеся Московской консерватории. Состав оркестра и хора был камерным: хор из двадцати восьми учениц и двадцати учеников, оркестр из тридцати двух человек (в их число помимо учащихся входили четыре профессора консерватории и два музыканта из оркестра Большого театра). Дирижировал Николай Рубинштейн, режиссером спектакля стал актер Малого театра Иван Самарин.
Петр Ильич писал: «Весь этот день я находился в очень тревожном состоянии духа особенно потому, что по неотступным просьбам Ник[олая] Григ[орьевича] я должен был согласиться на выходы на сцену в случае вызовов. Во время представления это беспокойство достигло крайних размеров и дошло до степени мучительных терзаний. Перед началом Ник[олай] Григ[орьевич] позвал меня на сцену. Когда я пришел, то, к ужасу своему, увидел всю консерваторию и во главе профессоров Ник[олая] Григ[орьевича] с венком, который был мне поднесен им при громких и всеобщих рукоплесканиях. Я должен был сказать несколько слов в ответ на его речь. Чего это мне стоило! – единому Богу известно! Во время антрактов меня много вызывали»[528].
После спектакля состоялся торжественный ужин в ресторане «Эрмитаж». Премьера «Онегина» стала первым серьезным публичным выходом Петра Ильича за два года, после перенесенных испытаний и тяжелого душевного кризиса, когда он всячески избегал людей.
Новая опера Чайковского имела серьезный общественный резонанс. Ведь композитор изменил пушкинский финал. Первоначально в заключительной сцене следовала сценическая ремарка, согласно которой на сцене появлялся князь Гремин, Татьяна падала в обморок нему в объятия, после чего именно Гремин указывал Онегину на дверь. Всего одна деталь, но она была болезненно воспринята современниками.
Следующий 1880 год – всплеск настоящего «пушкинского бума» – открытие памятника Пушкину на Тверском бульваре в Москве, знаменитая Пушкинская речь Федора Достоевского. Петр Ильич в итоге сдался и изменил финал оперы, приблизив к пушкинскому – Гремин в заключительной сцене больше не появлялся. В письме брату Анатолию 17 октября 1880 года композитор сообщал:
«Толичка! Ты говоришь, что желательно было бы изменение последней сцены в “Онегине”. Хотя лично я не согласен с тобой и нахожу, что Пушкин некоторыми намеками и недомолвками как бы дает право закончить эту сцену в том роде, как я это сделал, – но, вняв гласу твоему, попробовал изменить сцену так, как ты усмотришь из прилагаемых листочков»[529].
Ответ Анатолия не заставил себя ждать: «Донельзя счастлив, что ты согласился на эти перемены. Ей-богу, почти не приходится говорить об “Онегине”, чтоб сейчас же не зашла речь о том, что ты напрасно поправлял Пушкина»[530].
В таком виде опера была поставлена на Императорской сцене в Москве в Большом театре 11 января 1881 года, затем в музыкально-драматическом кружке любителей в театре Кононова в Петербурге, Харькове и, наконец, в Петербурге в Мариинском театре 19 октября 1884 года. «Евгений Онегин» стал при жизни Чайковского самым популярным его оперным сочинением.
Тень прошлого
После премьеры оперы Чайковский сразу уехал в Петербург. Но тут композитора настигла «тень прошлого» – его законная супруга Антонина Ивановна. После их окончательного разрыва ситуация в отношении ее была драматична со всех сторон. Жизнь Антонины была абсолютно разбита, пошла под откос, все надежды на хоть какое-то зыбкое семейное счастье рухнули, остались долги, нужно было решать проблему с тем самым ее приданым – лесом, который пришлось заложить. Все переговоры о разводе, посредником в которых стал Анатолий, были тщетны. Антонина Ивановна, чья психика также существенно пошатнулась, продолжала верить, что примирение возможно, чем вызывала лишь раздражение, гнев и обвинения со стороны Петра Ильича.
Оказавшись в одно время с Чайковским в Петербурге, Антонина Ивановна предприняла попытку личной встречи. Об этом Петр Ильич во всех подробностях писал Надежде Филаретовне:
«Хочу Вам рассказать, милый друг, про сцену, которую неожиданно разыграла сегодня утром известная особа. Едва ушел Ваш посланный, как позвонила и спросила меня какая-то дама. Так как дама эта, по объяснению швейцара, еще вчера приходила несколько раз и бродила около подъезда в ожидании меня, то я предчувствовал, что это может быть не кто иной, как известная особа. Поэтому, войдя в кабинет брата, где она меня ожидала, я некоторым образом был приготовлен к этому свиданию и даже был уверен, что все произойдет так, как произошло. Едва я показался, как она бросилась ко мне на шею и тотчас безостановочно начала говорить, что она во всем свете только меня любит, что она без меня жить не может, что она согласна на какие угодно условия, лишь бы я жил с ней, и т. д. Ну, словом, она, вероятно, хотела растрогать меня и посредством излияний нежности добиться того, чего не могла добиться своим отказом от развода. Невозможно рассказать обстоятельно всю последовательность целого ряда сцен, которыми она промучила меня в течение, по крайней мере, 2 часов. Брат Анатолий, который из другой комнаты слушал наш разговор, говорит, что я держал себя с тактом. Я старался как можно хладнокровнее объяснить ей, что как бы я ни был виноват перед ней и как бы ни желал ей всякого благополучия, – но ни в каком случае и никогда не соглашусь на сожительство. Признаюсь, что мне стоило невероятного усилия над собой, чтоб не высказать ей чувства отвращения, которое она мне внушает. Разумеется, при этом, как всегда, она внезапно отвлекалась
