Александр Карцев - Шелковый путь. Записки военного разведчика
«Милый мой Светлячок! Ты – самое большое сокровище в моей жизни. Мне будет очень не хватать тебя. Но я буду думать о тебе, ждать и надеяться на скорую встречу. Бесконечно любящий тебя Дракон».
Я не представлял, как смогу прожить без нее целую неделю?! Но у меня тоже были какие-то дела до обеда. Я взял большую спортивную сумку. Она была собрана заранее. Спустился на лифте вниз. У подъезда меня ждало такси. В аэропорту Домодедово у военного коменданта лежал авиабилет на мое имя до Ташкента. Сегодня мне нужно было быстренько слетать на войну. Хотелось верить, что «быстренько» – это только до обеда. А после этого можно будет вернуться домой. К своей любимой девушке. Но до моего возвращения из Афганистана было еще больше года. И это было очень грустно.
Четыре дня назад меня выписали из госпиталя имени Бурденко. Я рассчитывал на небольшой отпуск по ранению, но на следующее утро в телефонной трубке раздался знакомый голос. Просьба прозвучала как приказ. Через три дня мне предстояло вернуться в Афганистан.
Вынужденный приезд в Союз вызвал двойственное чувство. С одной стороны – бесконечный восторг от встречи со Светланой. С другой – абсолютное непонимание событий, происходящих в стране. В Афганистане все было просто и понятно. Вот друг, вот враг. То, что происходило в Союзе, было неожиданным и странным.
В стране шел тысяча девятьсот восемьдесят седьмой год. Вокруг говорили о какой-то непонятной перестройке. В воздухе витало ощущение свободы и радужных надежд. Полки магазинов были фантастически пусты. Народ митинговал, шумел, волновался. И никто не хотел работать.
В первый же день после моей выписки из госпиталя, пока Светлана «наводила красоту» у своего личного парикмахера, я съездил в гости к родителям своих разведчиков Игоря Цепляева (в поселок Удельное) и Ильи Третьякова (они жили недалеко от Преображенской площади). Мы посидели за чаем. Я рассказал, что служим мы в столичном полку. Служба не очень сложная. И совсем не опасная. Поблагодарил родителей за то, что они воспитали замечательных ребят. Илья просил привезти из дома какие-то учебники (для подготовки к вступительным экзаменам – после окончания службы он собирался поступать в университет). Но его мама кроме книг пыталась передать еще и трехлитровую банку варенья. Да, в Союзе смутно представляли, что такое Афганистан. Или не представляли вовсе. Наверное, мне было бы трудно объяснить ей, что я едва ли смогу довезти это варенье до Кабула. Хорошо еще, что Лилия Сергеевна все поняла сама и больше не настаивала…
Я вернулся в полк. За прошедшие два месяца в нем многое изменилось. Уехал по замене в Дальневосточный военный округ начальник штаба полка Руслан Аушев. В первом батальоне после моего ранения начальником разведки назначили старшего лейтенанта Олега Монастырева. И на первой же боевой операции очередью из крупнокалиберного пулемета ДШК ему оторвало руку. Мой разведчик Олег Кононенко вынес его из-под обстрела. Семеро ребят получили тяжелые ранения и контузии. Должность начальника разведки первого батальона снова была вакантна.
Пока я был в полку, ко мне несколько раз приходили мои бойцы. Замкомвзвода сержант Валера Тарыгин, командир отделения сержант Андрей Куценко, разведчик Илья Третьяков. Просили принять разведвзвод. Почему-то в полку сложилось мнение о том, что я приносил разведчикам удачу. За все время службы в Афганистане среди моих подчиненных действительно не было ни одного раненого или убитого. Но это, скорее всего, было лишь обычным везением, а не моей заслугой. Моих бойцов такие тонкости мало интересовали. Им просто надоели потери. (А в первом разведвзводе они случались довольно часто.) Ребятам хотелось спокойно дослужить до увольнения в запас. А может, и просто выжить. И они почему-то верили, что под моим командованием у них это получится.
Я был не против. Хотя прекрасно понимал, что так срочно меня вызвали в полк совсем не для того, чтобы я принимал какие-то разведвзвода. Мои сомнения развеял командир полка. Кроме должности начальника разведки первого батальона вакантна и должность начальника разведки второго батальона. А также должность командира моей шестой роты. Меня готовы поставить на любую. Но есть распоряжение начальника штаба армии генерала Грекова: я должен вернуться на Тотахан.
Кто бы сомневался?! Только Тотахан мог вызвать меня из отпуска. Точнее, не сам Тотахан. Тотахан был всего лишь небольшой горкой с отметкой 1641 метр в провинции Парван под Баграмом. Но у его подножия в кишлаке Калашахи проживал Шафи. Мой учитель и агентурный контакт. Именно ему я мог понадобиться. И только он мог так срочно вызвать меня из Москвы.
Это означало только одно: впереди предстояла серьезная работа и новые задачи. Но прежде чем приступить к ним, утром недалеко от штаба меня отлавливает замполит полка майор Кудрявцев. Один из увольняемых в запас солдатиков забыл сняться в политотделе дивизии с партийного учета. Я должен съездить с ним в Баграм и вернуться обратно. На все про все у меня менее суток. Завтра в четыре утра этот солдатик должен вылететь в Союз. До Баграма около шестидесяти километров. Менее часа пути на машине. Туда. И столько же обратно. Но в Афганистане расстояния и время не всегда взаимосвязаны. Тем более сейчас, когда начался праздник Курбан. Праздник жертвоприношения. На ближайшие пять дней все дороги закрыты. Это объясняет, почему замполит обращается ко мне. Считает меня специалистом по невозможному? Ну какой из меня Джо Дассен?! Я обычный инженер Иванов из Нью Васюков. Я даже не волшебник.
Праздник Курбан. Раньше в эти дни афганцы резали баранов. Теперь они больше предпочитают убивать наших солдат. Возможно, у Аллаха в последнее время сильно изменились пристрастия. Либо людская кровь пришлась ему более по вкусу, чем баранья. А может быть, в Афганистане просто стало меньше баранов, чем советских солдат. К тому же, прежде чем барана убить, его сначала надо вырастить. Для того чтобы убить человека, усилий нужно гораздо меньше.
Моего солдатика зовут Василий. Вместе с ним идем к повороту на штаб армии. От нашего полка до него не более двух километров. На время праздника Курбан вводятся серьезные ограничения на передвижение по городу и практически полный запрет на движение автомобильных колонн вне города. Но у меня сложилось твердое убеждение, что эти приказы отдаются только для того, чтобы их нарушали. Особенно часто этим грешат старшие офицеры. Хотя возможно, для них приказы не писаны. Ведь ни для кого не секрет, что на свете есть белые люди. Которые едят белый хлеб и ездят в белых автобусах. И есть черные люди, которые едят черную икру и катаются в черных лимузинах.
