Григорий Ревзин - Ян Жижка
Прокупек был скуп на слова:
— Надо позвать жатчан, лоунян, клатовцев, позвать гетмана Богуслава с Большого Табора —. и пойти на Прагу. Там — злейшие враги!
— И клянусь богом всемогущим, — загремел голос Жижки, — кровавыми слезами заплачут эти подлые предатели народного дела!
В столице среди богатого бюргерства, во дворце «короля» Корибута, царили страх и уныние. Корибут понимал, что Праге не устоять, что массы городского люда ждут таборитов. Городские советники требовали, чтобы Корибут направил к Жижке парламентеров.
Утром 12 сентября с башен Праги затрубили рога, заплескались по ветру белые полотнища.
— Сдаются?!
Жижка, военачальники и Старшие братства, проповедники вышли из лагеря.
— Принесли ключи? — коротко спросил слепец подошедших парламентеров.
Пражане низко поклонились:
— Общины Старого и Нового городов просят тебя, гетман Ян, принять посольство.
— Посольство? — Жижка повернулся к спутникам. — Что скажешь на то, брат Прокоп?
— По мне — пусть приходят! — ответил проповедник.
— Ты, Рогач?
— Если там надумали сдать город, можно и договориться.
Тут подал голос Гвезда:
— Они хитрят! А мы станем помогать им в этом! Для разговоров время давно прошло. Надо начинать штурм!
— Договориться никогда не поздно, — возразил Прокупек. — Если готовы сдаться без бою — к чему тогда штурмовать? Послушаем их!
— Пусть приходят! — заключил Жижка.
Снова распахнулись ворота и выпустили в поле одного только человека, в берете и тоге магистра Пражского университета,
— Земной поклон великому сыну и спасителю общей матери нашей Чехии, гетману Яну Жижке, и соратникам его! — начал посол, входя в палатку слепого полководца.
— Подойди! — приказал Жижка.
Он стал «разглядывать» посланца своими пальцами. Молодое, холеное лицо, подстриженная курчавая бородка, холеные руки, шелковая хламида на плечах. «Магистр», — сообразил Жижка. В нем сразу поднялось старое отвращение к этой породе неженок, толкующих слово божье. И он без церемонии оттолкнул от себя посла.
— Имя вашей милости? — спросил Жижка едко, не скрывая крайнего своего нерасположения.
— Покорного раба твоего, гетман, зовут Ян Рокицана.
— Это тот самый Рокицана, — закричал тут Гвезда, — что жужжал день и ночь в Праге, пока не бросил пана Гашка с его людьми на нас, на Костелец и Малешов!
— Правда твоя, гетман, — поклонился Рокицана в сторону Гвезды. — В помрачении душевном мы искали победы над вами. Жестоко поплатилась за то наша столица! Триста именитейших горожан остались лежать навеки в малешовской лощине!
— Ты-то, магистр, цел и невредим! — скривил рот Гвезда.
— Чтобы вечно раскаиваться в минутном затмении рассудка! — елейно промолвил Рокицана, опустив глаза к земле.
— Пришел договориться о сдаче Праги? — повысил голос Жижка.
— Великий полководец народа чешского! Я пришел в твой лагерь, благословляемый тенью мученика и общего учителя нашего, магистра Яна Гуса. Пришел, чтоб положить конец вражде между верными ему и учению его, между Прагой и Табором! Ты спас уж однажды Прагу от крестоносцев.
— И во второй раз спасу ее — от таких, как ты! — перебил Жижка гневно.
Магистр словно преобразился: говорил теперь важно, напыщенно, даже гордо:
— Ян Жижка! Я уйду сейчас из твоего лагеря! Прикажи тогда стрелять по городу — гордости чехов— камнями и железом! Обрати в груду развалин столицу чешского народа! Ты, который четыре года назад так чудесно спас ее! Не скрою — Прага сейчас бессильна устоять против тебя. Ты овладеешь ею, ты войдешь в город. Увидишь, как пламя пожирает густонаселенные дома, как тысячи убитых усеяли улицы и кровь их лакают псы! А герцог Альбрехт в Моравии, король Сигизмунд в Венгрии скажут: «Победитель Жижковой горы и Немецкого Брода теперь сам принялся за гуситов! Он нам сейчас лучший помощник!»
— Ты что же, сын сатаны! Думаешь, красные слова твои отшибут у меня память?! — рванулся к послу Жижка. — Под Плзнем против меня бился кто?! И рядом с кем?!
— То наши домашние споры, гетман! — голос Рокицаны звучал теперь печально и проникновенно. — Много обид бывает порою между братом и братом» меж отцом и сыном. А когда в дом заберется чужак с ножом, они дружно кинутся на него, если только у них не отняло разум и сердце не перестало чувствовать сыновней и братской любви.
Рокицана, тонкий дипломат и продувная бестия, пристально вглядывался в лица таборитов, взвешивая впечатление от каждого своего слова.
— Я — сын кузнеца, а здесь учился на подаяние, в школе для бедных. Я не пан и не рыцарь. Горе народное — мое горе, и страшно мне братоубийство. Вдвойне страшно сейчас, когда над братской Моравией глумятся и точат кровь ее враги, слуги антихриста и «блудницы вавилонской».
Рокицана хорошо знал эти эпитеты из таборитских речей и ловко пустил их в ход в нужную минуту.
— Я призываю тебя, гетман Жижка, забыть домашние наши споры. Ты ведь всегда брал верх над нами, жестоко бил нас. Забудь теперь все это, поведи, как встарь, войско Табора и Праги. Раздави герцога австрийского, вызволи Моравию!
— Поздно надумали! — закричал Гвезда. — Мы не забыли дел ваших!
— А вот забудьте, — спокойно возразил Рокицана.
Посла отпустили. Собрались военачальники обоих Таборов и союзных городов. Много спорили, долго колебались. Моравия! О тяжких муках Моравии скорбела вся народная Чехия. Нанести удар по Альбрехту — значило ударить и по Сигизмунду. А с другой стороны, как было принять новый союз с пражанами после Святогавельского сейма, после Малешова и Плзня?
Жижка сделал выбор: снял осаду и подписал мир.
14 сентября на Шпитальском поле навалили большой холм из камней:
— Этими камнями будет побита сторона, которая нарушит мир между Табором и Прагой!
В договор вписали: «Четырнадцать тысяч коп грошей заплатит сторона, которая нарушит договор!»
А Жижка не верил в прочность этой дружбы.
— Мир этот ненадолго! — говорил он друзьям.
Слепой гетман с войском вступил в Прагу, вновь ставшую союзной. Снова народ пражский горячо приветствовал Жижку, а толстосумы-купцы и цеховые заправилы едва скрывали свою ненависть к таборитскому вождю за Малешов.
Корибут пытался установить с Жижкой старые добрые отношения. Но Жижка сторонился дворца: он не верил больше Корибуту.
Приготовления к моравскому походу закончились.
В начале октября из Праги выступили отдельными колоннами отряды Большого и Малого Табора, войска пражан и панов-«подобоев».
* * *К моравской границе дорога вела через Кутную Гору, Часлав и Немецкий Брод.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});