Мицос Александропулос - Сцены из жизни Максима Грека

Иван внимательно слушал высокого статного окольничего, обладавшего даром говорить гладко и приятно для слуха. О греческом монахе царь слышал не впервые, но у него сложилось впечатление, что мудрый старец давно уже умер.

— Стало быть, жив еще философ Максим? — спросил он Акакия.

— Да, государь, — ответил тот.

— Подумать только, великий князь умер, и великая княгиня, моя мать, умерла, — промолвил царь. — Умерли Вассиан и Даниил, и многие другие, а грек до сих пор жив!

На лице его отразилось удивление, сразу передавшееся прочим.

— Такова воля божья, государь, — сказал Сильвестр.

— Да, — отозвался тут же Иван и опять обратился к Акакию: — Сколько же лет, владыка, ныне Максиму?

Возраста монаха никто не знал. Видя недоумение царя, тверской епископ ответил:

— Думается мне, великий государь, сто уж ему сравнялось.

— А здоровье у него крепкое?

— Да, государь. С утра до вечера пишет, неутомим.

— И до сих пор он в темнице?

— Вот уже несколько лет, как с высочайшего твоего соизволения мы даем ему большую свободу. А с тех пор, как удалился в монастырь Даниил, не держим Максима взаперти. Прошлый год святой митрополит даровал ему право божественного причастия, и посему он вполне доволен.

— Доволен, говоришь ты? — улыбнулся Иван. — Думаю, удручен и обижен. Претерпев у нас столько мук, в душе он, верно, сильно страдает.

— Вовсе нет, государь, — убежденно проговорил Акакий. — Как мне передают монастырские старцы, да и сам я знаю, он не перестает молиться за твое богожеланное царство и за тебя, государь, а также за великого князя Василия. Он не злопамятен. Молится за спасение души великого князя. И то, что я говорю сейчас, пишет тебе, государь, он сам в своем послании; оно в начале этого списка.

Рассказ о Максиме возбудил такой интерес в царе, что, забыв об епископах и боярах, дожидавшихся своей очереди поцеловать ему руку, он положил рукопись на колени и принялся читать послание святогорского монаха. Письмо было чистое и четкое.

Вопросы царя о Максиме объяснялись чистым любопытством. Этот монах, которому давно уже следовало умереть, был ему совершенно чужд. Иван выслушал краткий рассказ о нем, как далекую необычную историю. Но, склонившись над рукописью, он проникся тем же настроением, каким проникался, читая древние тексты Священного писания.

О каких бы отдаленных событиях ни читал молодой царь, он обычно представлял себя их участником. В его воображении иудейская столица Иерусалим, а также Рим, Царьград переносились на Русь. Государственные заботы, войны, победы и поражения древних царей иудейских, греческих и римских воспринимались им как собственные И в старинных историях он старался отыскать то, что принесет ему пользу, побудит к благим для государства делам.

Как только он принялся читать сочинение святогорца, взгляд его стал внимательным, пытливым, сосредоточенным. Сначала несведущему Ивану показалось, что послание Максима, как и всякое монашеское послание, состоит из наставлений и молитв. Будь кротким и сострадательным, писал святогорец. Заботься о своих подданных. Люби народ и бояр. Добивайся, чтобы в государстве твоем царило согласие и единомыслие. Первым подавай пример справедливости и милосердия, это самые главные добродетели, делающие царей земных подобными царю небесному. Таких правителей любит бог, а они должны любить своих подданных. Господь дарует им благоденствие и славу, победы над врагами, окружает их мудрыми, добродетельными помощниками и советчиками. Замечательный пример являет в Ветхом завете царь и пророк Давид и выдающиеся священники, посланные ему господом, Иезекииль и Осия. А в новой истории Константин Великий, Феодосий Великий и Феодосий Младший.

Все священники и монахи, по мнению царя, писали и говорили одно и то же. Но старец этот стяжал себе великую славу. За мудрость и стойко перенесенные жестокие муки народ и духовенство чтили его как святого. Поэтому Иван с большим вниманием читал послание. Он сам и его сподвижники могли поучиться у греческого философа, как следует управлять государством. Как искоренить пороки и злоупотребления. Как навести порядок в церквах и монастырях, где не подают добрый пример, а творят непотребное, народ же видит это и негодует. «Мне пригодится теперь этот монах. Хорошо, что вспомнил о нем Адашев», — подумал Иван. Но каково было его удивление, когда в конце послания он прочел:

«Пусть другие приносят благоверному царству твоему кто что может из многочисленных сокровищ этого скоропреходящего мира. А я, убогий, что приобрел лучшего, то есть слово, растворенное солью Писания, то и приношу тебе, великому царю. Ты же, приняв оное с обычной своей кротостью, воздай мне, рабу твоему и богомольцу, возвращением во Святую Гору. Ради щедрот Христовых, отпусти меня с миром отсюда, дабы я и там всей душой и веселым сердцем возвестил и возвеличил славу благоверной твоей державы и чистой душой и с радостью в сердце возносил бы молитвы царю небесному, Иисусу Христу, об укреплении твоего царства.

Не нужен я больше богохранимой земле Русской; что надобно было ей получить от меня, плохого и непотребного, то она уже получила. Да получу и я от благоверного царства твоего то, чего желаю. Вот уже много лет, как я несправедливо содержусь здесь, разлученный со своими отцами и братьями, с которыми я смолоду трудился душой и телом в надежде оставить там свои кости. Возврати меня, благочестивый государь, обители пресвятой Богородицы Ватопедской, возвесели душу тамошних преподобных иноков, рабов твоих и постоянных богомольцев, не огорчай их более. Там теперь, благочестивейший государь, великая нужда во всем, необходимом для поддержания и устроения многолюдной той обители, и им я, грешный, очень нужен. Верни меня им, ибо они уже много лет ждут моего возвращения. Снизойди до смиренных их просьб обо мне, обращенных к твоей богохранимой державе. Исполни их справедливую просьбу, а они тогда непрестанно будут воссылать молитвы о тебе к всевышнему, а он, сущий над всеми бог и владыка, услышит их, сохранит и укрепит на многие лета благоверное твое царство».

Кончив читать, Иван задумался.

Он знал о желании старца вернуться в родные края. Ему говорили об этом и прежде, много лет назад, еще до венчания на царство. Святогорский монах писал всем: когда у власти стояли Шуйские — Шуйским; когда ее захватили Глинские — Глинским. Но ни Василий Шуйский, ни брат его Иван, ни Иван Глинский, ни князь Бельский, ни другие князья и бояре, управлявшие государством, не разрешили ему уехать. Они получали письма от афонских игуменов и восточных патриархов, читали просьбы Максима, иногда отвечали на них, иногда притворялись несведущими и посылали узнику мешочек миндаля и изюма, немного ладана, рясу, башмаки и прочее, — чуть ослабляли оковы. Но о возвращении на родину умалчивали.