Виктор Баранов - СМЕРШ. Будни фронтового контрразведчика.

Читая документ, Сазонов сразу понял, что речь идет о группе зафронтовых разведчиков, подобранных его отделом, где отличился Бондарев. Там были со знанием дела расписаны мероприятия по их переброске через фронт. Для этого предусматривалось многое: и отвлекающие маневры на участках соседних дивизий, и участие лучших саперов дивизии на разминировании прохода, проводников-разведчиков, наблюдателей за передним краем с острым глазом, и взаимодействие с войсковой разведкой. Ответственность за переброску группы возлагалась на Особый отдел N-ской армии, а механику действий и время операции должен был определить и согласовать с войсковиками Сазонов. Он не знал, да и откуда он мог знать, что намеченная разведоперация, где он был исполнителем, должна была стать первой ласточкой честолюбивого генерала Абакумова и его присных о возложении разведфункций на Особые отделы. Это было масштабное, но рискованное предложение, побывавшее у Верховного и получившее Его согласие, но не одобрение. Он сомневался, что «Смерш» может успешно справиться с этой задачей, а с другой стороны, почему бы не согласиться — никаких материальных затрат, зато появится еще один источник и будет с чем сравнивать сводки армейской разведки, а это — дополнительный контроль. Поменьше будут врать, больше будет ответственности! Так решил Верховный и согласился, черкнув синим карандашом по абакумовскому документу.

Теперь Абакумову нужны были результаты — тогда сомнения Верховного развеются и он не пожалеет, что дал согласие, а, возможно, даже одобрит и отметит старание начальника «Смерша».

Не каждому историку удастся проникнуть в мотивы Его поступков: многое останется тайной! Он не любил раскрывать и объяснять своих намерений ни в больших делах, ни в малых, тем более, когда это касалось методов контроля за армией и совершенствования управления в созданной Им Системе. Поэтому предложение генерала Абакумова было рассмотрено незамедлительно. Здесь интересы Верховного совпадали с честолюбием Его верного слуги. Тому очень хотел ось быть в руководстве армии не только опричником, но и боевым, равноправным генералом, самостоятельно осуществлять оперативную разведку, принимать участие в планировании боевых операций и делить лавры предстоящих побед!

Лепин отодвинул черную штору, прикрывающую на стене карту Западного фронта. Там обозначился громадный выступ, на котором расположились войска фельдмаршала Буша, который нацелился угрожающим клином прямо на их фронт и на фланги соседних фронтов.

Начштадив очертил указкой границы вражеского выступа и пояснил, что немцы не случайно стали готовить с весны сорок третьего года этот плацдарм для обороны. Языком штабиста, кратко и убедительно, пояснил, что плацдарм немцев неуязвим для авиации и танков. А сам выступ занимает площадь в несколько сот тысяч квадратных километров. Природа здесь не поскупилась на тысячи озер, болот, на сотни рек и речушек.

— Вот, к примеру, — и, ткнув указкой, он показал точку на карте, — здесь, в полосе фронта нашей дивизии — болотце небольшое, до сорока верст в окружности, а с ним рядом другое, чуть поменьше. Немцы отличные фортификаторы: они не пропустят такой возможности поставить на стыке десятка два дотов, дзотов, и тут наша пехота ляжет, а танки и тяжелая артиллерия не пройдут, увязнут — кругом топь, болота… Дороги строить по этим гиблым местам нам не под силу. Одна надежда, что предстоящее наступление будет вершить не только наш, но и другие фронты. Есть вероятность того, что в результате ударов двух-трех фронтов найдутся слабые места в их обороне, и это заставит Буша выставить резервы, а их у него немного. И будет «тришкин кафтан» — прикроет голову, ноги видно, но сколько веревочка не вейся, конец авантюре будет! Если бы мы имели сведения о противнике на сто километров в глубину, это бы избавило нас от ненужных жертв!

Только Лепин всегда с болью в голосе говорил о потерях. Другие командиры об этом никогда не думали — у них была одна забота: выполнить приказ и не важно, какой ценой! Лепина страшили неразведанные силы противника, а сведения о нем были куцые и скудные — по ним, как в тайге без компаса, к цели напрямик не прорвешься. А через четыре-пять часов наступления дивизия будет обескровлена. По тысяче убитых в час — вот та уготованная цена, когда не зная брода… А противник затаился: густо засеял минами поля; закопался вглубь ходами сообщений, лисьими норами, бесчисленными траншеями на случай артобстрела, ощетинился огневыми точками, сотнями минометов да орудиями всех калибров, искусно замаскированными в лесных чащах. И только дешифрованные карты разведавиации давали общее представление о мощной немецкой обороне, но и эти сведения могли годиться только для Генштаба и штаба фронта, а для дивизии они были малопригодны.

Глава XXV. СОТРУДНИЧЕСТВО ВЗАМЕН КАТОРГИ

Уже второй месяц Андщей Княжич находился во фронтовом учебном разведбате. Расположенный в бывшем имении, обнесенный колючей проволокой, оборудованный по внешнему периметру скрытыми постами наблюдения, прикрытый двумя зенитными батареями на случай воздушного десанта, учебный разведывательный батальон Западного фронта переживал пору обустройства, привыкая к новым условиям взамен Подмосковья, где квартировал долгое время.

Бывалые люди говорят, что человек привыкает ко всему, кроме холода! Прошло то время, когда Княжич, очутившись после госпиталя в батальоне связи, ходил, как ему казалось, по острию ножа, ожидая со дня на день полного разоблачения. Страх неизбежного ареста постепенно исчезал, окрепла уверенность в недосягаемости для «Смерша».

Правда, уже дважды очкастый, въедливый кадровик придирчиво опрашивал» его о том, как он попал в госпиталь. И дважды очкарик настойчиво уточнял, почему тот не вернулся в свою часть. Княжич, еще будучи там, узнал от раненых, что во фронтовом госпитале, где он находился, действует приказ о том, что рядовой и сержантский состав при выписке может быть направлен в любую часть. Об этом знал и кадровик, но для порядка он аккуратно дважды выспрашивал все обстоятельства, надеясь, что Княжич ответит вразнобой, но Анджей вел себя уверенно и удостоверился, что это обыкновенная проверка сведений, вызывающих сомнения. Он был фаталистом и верил, что любовь к единственной, голубоглазой, спасет его. Она ждет, и он вернется к ней, а для этого он должен выжить!

Он понимал, что медленно, но неуклонно немцы проигрывают войну. Только об этом сейчас не думал, не отчаивался, у него было одно страстное желание — вырваться из плена смертельной опасности, а для этого нужна не просто осторожность, но и постоянное наблюдение за собой со стороны. Роль бывшего селянина-батрака, подкрепленная польско-белорусским акцентом, вызывала симпатию и снисхождение командиров. Так было и в батальоне связи, куда он попал сразу после госпиталя, и здесь тоже курсовые командиры, наставники и преподаватели симпатизировали ему, зная о его происхождении. Ему оставалось только ненавязчиво показывать свою «малограмотность» и «наивность суждений».