Виктория Бабенко-Вудбери - Обратно к врагам: Автобиографическая повесть

На углу здания мы остановились и с тоской в душе уставились на очередь паспортного контроля. А поезд в Чехословакию стоял от нас только в ста метрах… В сущности, если бы никто не видел, в него можно было бы сесть, обойдя контроль по рельсам. Но людей было много.

Вдруг случилось невероятное: из нашего поезда вышла запоздавшая женщина. Идя к выходу, она споткнулась о рельсы и упала… Из большой плетеной корзины, которую она несла в руках, посыпались во все стороны яблоки, яйца, хлеб, сахар… Жандармы и пассажиры — все повернулись в ее сторону, противоположную от поезда в Чехословакию. В это мгновение я схватила Любу за руку и потащила туда… к поезду. Еле дыша, мы вскарабкались в вагон и сели… Нас, вероятно, заметили некоторые пассажиры из окна вагона, но они только молча посмотрели на нас. А мы, забившись в угол, закрыли глаза.

Минут через пять поезд тронулся. Люба и я взглянули друг на друга — неужели спасены?

Приблизительно около полудня поезд остановился в Праге. Дальше не шел. И вместе с другими пассажирами мы вышли на станцию. Благодаря невероятной толпе, нас не заметили и не спросили билеты. В вагоне их тоже не проверяли. А внутри станционного зала царил полнейший хаос. Люди толкались, спешили, суетились, входили и выходили, и мы с Любой почувствовали себя, как в водовороте.

Бессонная ночь и нервное напряжение начинали, наконец, давать себя знать. Кроме того, со вчерашнего дня мы ничего не ели. Горбушка хлеба, которую мы прихватили с собой из лагеря, была съедена еще в Дрездене. А денег у нас тоже было немного. То, что было, мы берегли на билеты в город нашего назначения. Измученные и усталые, мы вошли в зал ожидания и сели за маленький столик.

— У меня есть пара серебряных сережек, — сказала Люба. — Может, их можно променять на хлеб у пекаря.

— Я посижу здесь. Только не заблудись, — сказала я.

Люба ушла, но через короткое время возвратилась. По ее осунувшемуся лицу я поняла, что ее предприятие не удалось. Она устало села за стол.

— Это безбожники! Ты думаешь, что они мне дали? Вот, полюбуйся! — и она бросила на стол небольшую горбушку хлеба. Мы молча разделили ее и начали есть.

— Здравствуйте! — вдруг раздалось за нашими спинами чисто по-русски.

Мы с Любой в ужасе оглянулись.

— Вы, вероятно, из России?

Перед нами стоял молодой человек в военной немецкой форме. Он приветливо улыбался.

— Я тоже только что оттуда, — продолжал он.

А Люба и я в страхе таращили на него глаза и не могли выговорить ни слова.

— Я еду в отпуск домой. Можно к вам присесть?

Мы все еще молчали. Наконец, я сказала:

— Пожалуйста!

Он посмотрел на нас, как мы жуем сухой хлеб, и сказал:

— Я закажу для нас кофе. Ждите. Я сейчас!

Как только он отошел от нашего стола, Люба вскочила:

— Пошли! Нам надо сматываться! Может, он какой доносчик, который хочет поймать нас. — Она была так взволнована, что не ждала даже, что я отвечу. Мы схватили сумочки и, не оглядываясь, скрылись в толпе зала.

— То, что он с первого взгляда узнал, что мы русские, очень плохо, — сказала Люба.

Только через пару часов мы решились возвратиться в зал. Здесь, посмотрев на расписание поездов, мы купили билеты в тот городок, на который указал мне Сергей, и сравнительно быстро сели в поезд. Итак, мы двигались на восток, все ближе к родине.

Был уже вечер, когда мы приехали в этот небольшой городок. Прежде чем что-нибудь предпринять, мы решили сначала привести себя в порядок. У нас еще было немного денег, чтобы пойти к парикмахеру. Увидев одну парикмахерскую недалеко от станции, мы и пошли туда. Нас сразу же приняли. Две приветливые чешки помыли и уложили наши волосы. И когда через час мы посмотрели на себя в зеркало, мы не поверили своим глазам. Наши волосы были завиты по последней моде. Теперь никто не смог бы принять нас за остовцев. Мы ничем не отличались от немок или от интересных чешских девушек. В парикмахерской я спросила, где находится улица, куда нам нужно было идти. Нам сказали, что это на окраине города и что туда нужно ехать на автобусе, который ходит только до шести часов вечера. Мы опоздали. Было уже семь. Что делать? Мы также были довольно голодны. За пару оставшихся копеек мы могли поесть супа, который и заказали в ресторанчике рядом со станцией. Кроме супа, хотя мы и не заказывали, нам принесли большие ломти хлеба. И с большим аппетитом мы начали уплетать суп и свежий, вкусный хлеб. Когда мы утолили голод и немного отдохнули от мытарств и напряжения, нам все показалось вовсе не таким страшным. Наш дальнейший план был следующий: мы переночуем на станции, а утром поедем разыскивать наших неизвестных друзей. Мы медлили. Нам никак не хотелось уходить из этого уютного, теплого ресторанчика. К нам подошла хозяйка и начала расспрашивать, откуда мы. Вероятно, она что-то подозревала, так как мы долго сидели и ничего не заказывали. От ее взгляда, наверное, не ускользнуло, как жадно мы ели. Поскольку оказалось, что она немного говорила по-русски и была очень симпатичная, мы решили признаться ей, что убегаем из Германии, — мы знали, что чехи не любят немцев. Я еще извинилась за то, что мы не можем ничего больше заказать. Узнав это, она принесла нам еще по тарелке супа и хлеба.

Когда мы закончили есть, было уже начало десятого. Кроме нас, никого в ресторане не было, а хозяйка собиралась уже закрывать. Я подозвала ее, чтобы дать ей немного денег за суп, но она отказалась.

— Деньги вам еще пригодятся.

И действительно, эти деньги нужны были нам на автобусные билеты. Тогда мы поблагодарили ее и вышли на улицу. Мы ходили вблизи станции. Людей на улицах почти не было. А может, здесь запрещалось ходить по улицам в определенное время? Поэтому нужно быть осторожными. — Но где укрыться? Наше убежище — здание станции. Вот туда мы сразу же уверенно зашагали.

Внутри неуютного голого зала вдоль стен стояли деревянные лавки, составлявшие всю обстановку. Кроме нас, в зале находилось еще несколько человек: один инвалид и старик со старухой. Инвалид, сидя, дремал, а старик и старуха вытянулись каждый на своей лавке и спали. Оставалась только одна свободная лавка. Люба тоже легла на спину, подложив под голову свою сумочку, я села возле нее. Мы условились, что будем спать по очереди, — меняться каждые два часа. Через несколько минут Люба уже уснула, и мои глаза тоже начали слипаться. Только с большим трудом я старалась не уснуть, но моя голова все время падала на грудь. Так, борясь со страшной усталостью, я просидела до полуночи. И вот станционные часы громко пробили полночь. Как только затих последний удар, открылась дверь, и военный в немецкой форме вошел в зал.