Эдуард Лимонов - Андрей Балканский
Лимонов предостерег руководство народных республик от подобных действий, вспомнив своего старого знакомого, комбата Костенко из Приднестровья:
«Я порылся в памяти и нашел там подробности гибели другого подполковника, приднестровского батьки Костенко в 1992 году. 14 июля 1992-го начальник управления обороны и безопасности ПМР подписал приказ об отстранении Костенко от должности. Подразделения 14-й армии окружили школу в Бендерах, где была его штаб-квартира. Костенко был арестован. 16 июля во время следственного эксперимента машина с Костенко и двумя его тоже арестованными охранниками якобы нарвалась на засаду. Костенко убили сразу же, охранники были ранены. Затем раненые пропали… Я был с ним знаком, какое-то время провел в его батальоне, даже спал как-то в его кабинете на письменном столе.
Костенко сформировал первый батальон в ПМР. Я предостерегаю Луганскую Народную Республику от поспешного искоренения своих башибузуков, какими бы махновцами они ни казались сегодня. И война не закончена, и враги стоят в сотнях метров, и глазами рыскают, чтобы захватить… Потому удаль, храбрость, порыв и даже надрыв ой как еще пригодятся… А на мелкие огрехи нужно научиться закрывать глаза… Не победили же еще… Я бы хотел, чтобы Луганская Народная Республика стала дерзким, агрессивным независимым новороссийским государством и расширилась бы на север, в Харьковскую область. Без башибузуков и “махновцев” такой проект не осуществить».
Этот процесс, однако, выглядел объективным. После Минских соглашений и выборов глав ДНР и ЛНР в обеих республиках стала выстраиваться вертикаль власти по российским лекалам, при непосредственном участии Кремля и силовиков РФ. Былая вольница прекращалась — с кем-то договаривались, кого-то отправляли на отдых в Россию, а кого-то и ликвидировали.
В январе у Лимонова вышла книга «Киев капут» — сборник постов в блоге и статей по украинской тематике последнего года. И одновременно в Новороссии началось новое наступление. Целями его стали, во-первых, Донецкий аэропорт, откуда укрепившиеся там украинское военные — «киборги», как их называли в Киеве, — регулярно обстреливали Донецк. А во-вторых, Дебальцевский выступ — вклинившаяся между ДНР и ЛНР территория, контролируемая ВСУ и хорошо укрепленная с осени. Наступление развивалось медленно, с большими потерями с обеих сторон. Однако к февралю аэропорт был зачищен, а Дебальцевский котел, где находилось несколько тысяч украинских военнослужащих, медленно, но верно захлопывался.
8 февраля утром, в бою севернее поселка Комиссаровка (символичное название — на Донбассе сама местная революционно-военная топонимика символизирует правоту идей ополчения), в восточной части Дебальцевского котла, со стороны ЛНР погиб мой друг, питерский нацбол Женя Павленко. Он уехал воевать в конце декабря, никому ничего не сказав. Родным сообщил, что отправился в Мурманск на заработки, пообещав вернуться в середине февраля. Женя поехал не в «Интербригады», а в коммунистический отряд бригады «Призрак» Алексея Мозгового. 10 января получил удостоверение и позывной «Таймыр» (летом он ездил туда в геологическую экспедицию). И вот меньше чем через месяц погиб.
«Я ничего не знал о его прошлом, у нас никто не интересуется, кто приходит, — рассказал комиссар его подразделения Алексей Марков на похоронах подробности гибели. — У нас есть только позывные и одно на всех настоящее. Так получилось, что я был первым, с кем познакомился Женя. Все новобранцы проходят через меня. И я был последним, кто закрыл дверь морга. В тот день, буду говорить честно, мы не планировали настоящий штурм, мы прекрасно знали, как сильно укреплено Дебальцево. Мы потеряли много людей, пытаясь подойти. В этот день мы должны были обозначить штурм, чтобы навести артиллерию на открытые огневые точки. Группа разведки выдвинулась ближе всех и попала под сильный огонь, многие были ранены, в течение двух часов не могли их вытащить. Через некоторое время по рации сообщили, что у них начался стрелковый бой. Чтобы вытащить разведку и раненых, надо было отсечь врага и дать разведке уйти. Группа Жени почти уже вышла, они вынесли раненых. Практически уже были в безопасности, в зеленке. Тут неожиданный удар, и трое погибли. Практически мгновенно, остальные успели упасть, у нас еще шесть-семь человек были ранены. Я бы сказал, что было горько, только врать не хочу. Честно, я в ярости был, в злобе. Не могло у нас такого случиться, не могло. Наш отряд подготовлен, каждый выход планируется за сутки, расписываются роли каждого человека. И вдруг сразу трое 200. Мы всю ночь сидели с картой и высчитывали по секундам, по метрам, как можно было сделать по-другому, был ли другой вариант, можно ли было избежать. Разведку надо было вытаскивать…
В свой первый боевой выход он пошел со мной. Я сомневался, стоило ли брать необстрелянного парня в самую дальнюю точку в Дебальцево. Он четко сработал: грамотно, четко и без страха. Честно скажу, у меня были большие планы на него. Такие люди, как он, молчаливые, но надежные, спокойные, уверенные, там на вес золота.
Он немного успел повоевать, совсем чуть-чуть не успел зайти с нами в Дебальцево, в которое так рвались. Благодаря ему и его товарищам в тот день наша вторая группа смогла пройти по дороге и закрепиться в зеленке. А еще через три дня мы вошли в Дебальцево и зачистили его от “укропов”. Спасибо тебе, брат, за это!»
Война — дело небыстрое. Тело почти две недели везли в Петербург из «столицы Мозгового» — Алчевска. Занялся этим Женя Маркин («Гектор»). Он был последним, кто провожал Павленко на поезд, когда тот отправлялся в Донбасс, и он же привез его домой.
В Питере на продуваемом всеми зимними ветрами Пискаревском проспекте я встречал «груз 200». «Что, срочника привезли?» — спросил нас санитар, открывая двери морга, когда услышал, что тело с Донбасса, и несколько раз переспрашивал, словно не мог поверить, что привезли добровольца. Открыв гроб и размотав бинты, я взглянул в лицо друга — с отросшей бородой, скошенными набок глазами. Лицо мученика и воина. Это был Женька, и это было горько.
«Мы поехали воевать, потому что внимательно прочли Лимонова
