Альбер Бенсуссан - Гарсиа Лорка

Федерико всегда был очень далек от политических баталий, а сейчас он весь без остатка был поглощен своей театральной деятельностью. А также своей личной жизнью, хотя о ней трудно судить, поскольку Федерико всегда был очень сдержан на этот счет. Молодой каталонский поэт Жозеп Фойкс (он вскоре станет одним из ведущих сюрреалистических поэтов Каталонии) присутствовал на одной из лекций Лорки в Барселоне, в отеле «Риц», где Федерико вспоминал о своем пребывании в Нью-Йорке и читал отдельные страницы из своего «Поэта в Нью-Йорке», — но всё, что он запомнил, — это что Федерико был там в компании некоего неизвестного ему молодого человека в красных ботинках. Учитывая уровень подобных рассуждений, можно не удивляться тому, что в послевоенном Париже какой-нибудь Аррабаль шокировал благопристойных испанцев лишь тем, что ходил в экстравагантной одежде кричащего красного или пурпурного цвета.

Итак, всё время Федерико было отдано театру «Ла Баррака», сочинительству и лекциям, которые ему всё более нравилось читать. По сути дела, его театр и его лекции — это почти одно и то же. Каждую беседу Федерико оформлял как мизансцену и сдабривал актерской игрой. Более того, он использовал в них даже музыку: с удовольствием садился за пианино и исполнял то или иное место из колыбельной песни, о которой он только что говорил в своей лекции. В Понтеведре и в Луго он прочел содержательную лекцию о Мари Бланшар, недавно умершей парижской художнице; в мадридском «Атенео» 1 июня 1932 года был организован вечер ее памяти, на котором Федерико прочел посвященные ей строки с явно выраженными в них феминистскими настроениями; эти же мысли получили дальнейшее развитие в лекции, данной им в Галиции. Нет, утверждал он, далеко не все женщины «склочницы или дуры», как говорится иногда в Гренаде. Они способны к творчеству так же, как мужчины. Творец и творчество не имеют пола.

В Барселоне Лорка делал упор на своего «Поэта в Нью-Йорке», в Вальядолиде он читал свою «Оду Уолту Уитмену». Федерико настолько любил сцену, что ни на минуту не задумался, когда нужно было помочь выступить коллеге Рафаэлю Альберти: 6 мая 1933 года тот читал в «Театро Эспаньоль» в Мадриде свою лекцию «Народная поэзия в испанской лирике» (через 50 лет он прочтет почти ту же самую лекцию во время своего последнего турне, когда они вместе с актрисой Нурией Эсперт с потрясающим мастерством и блеском произнесут самые прекрасные стихи испанской словесности, и их турне выйдет за пределы Испании и пройдет по всей Франции — вплоть до такого маленького университетского городка, как Ренн). Альберти, поэт из Кадикса, попросил певицу Энкарнасьон Лопес, Архентиниту, сопровождать его лекцию пением, и Федерико с радостью берется аккомпанировать ей на пианино. Можно удивиться тому, что он нисколько не смущался, охотно выступая во второстепенной роли аккомпаниатора при молодом поэте и известной певице, если не принимать во внимание его натуру — щедрую и великую в скромности и бескорыстии. В противоположность тому, что о нем иногда говорили, он никогда не тянул одеяло на себя и не стремился сфокусировать огни рампы на себе единственном.

Таким же бескорыстием был отмечен пробудившийся в Федерико интерес к галицийскому языку и поэзии. В 1931 году он познакомился в Мадриде с молодым интеллектуалом Эрнесто Гуэрра де Калем — горячим защитником галицийского языка и культуры. Имперская Испания всегда стремилась задушить региональные культуры, особенно каталонскую, но результат зачастую бывал обратный: так, с установлением франкизма в стране регионализм (впрочем, это слишком бледное слово — для обозначения тех мощных движений по возрождению национального самосознания в областях Испании) стал набирать силу и процветал вплоть до смерти диктатора в 1975 году.

Осенью 1932 года Федерико вновь встретился с Эрнесто во время своего турне по Галиции, а именно — в Сантьяго-де-Компостела; этот артистический город всегда подогревал его поэтический энтузиазм. Здесь необходимо отметить, с каким потрясающим мастерством и воодушевлением такие андалузцы, как Лорка и Пикассо, «рассказывали» и «рисовали» Галицию. Вот и результатом этой дружеской встречи с Эрнесто стали «Шесть галицийских поэм» Лорки, написанных на благородном наречии Росалии де Кастро — и в честь этой знаменательной фигуры в галицийской поэзии; очевидно, однако, что Федерико не мог при этом обойтись без энергичной помощи своего молодого друга. Дело в том, что галицийское наречие представляет известную трудность для рядового испанца — это желчный язык знаменитого Борхеса, с которым Федерико еще предстоит познакомиться. Вот как воспел Лорка на галицийском наречии дождь над Сантьяго-де-Компостела:

Дождь идет в Сантьяго,сладкой моей любовью.В небе дрожит и блистаетбелой камелией день.

Впрочем, и здесь мы слышим отголоски его андалузской поэзии: так, в его «Поэмах канте хондо», в поэме «Гитара», он говорит, что она «плачет по дальним краям» — как те пески Юга с их «белыми камелиями». Но, конечно, Галиция чарует Федерико прежде всего нежностью своей природы: зеленью, плодородием и изобилием, своей щедрой жирной землей — тем, чего не хватает его родной Андалузии. Природа этой земли и ее поэзия созвучны.

Бескорыстие Федерико тем более очевидно, что в это время он, впервые за всю жизнь, зарабатывает достаточно, чтобы обеспечить все свои потребности, не прибегая к щедрой помощи отца. Конечно, его «Ла Баррака» — предприятие полностью благотворительное, но зато лекции, которые он читает во множестве по всей Испании, неплохо наполняют ему карманы. Этот урок, кстати, он вынес еще из своего пребывания в Америке: он помнил, как кубинцы, охваченные энтузиазмом, щедро наделяли его деньгами — тогда он написал родителям, что наконец его карманы полны и он более не будет просить у них на свое содержание. С другой стороны, не столько лекции, сколько театр сделал наконец из Лорки профессионального и хорошо оплачиваемого писателя. Так будет все те четыре года — увы, всего лишь! — которые ему остается жить.

Первым своим настоящим успехом драматург был обязан «Кровавой свадьбе», премьера которой состоялась в Мадриде, в театре «Беатрис», 8 марта 1932 года. В течение месяца, до 8 апреля 1932 года, пьеса была сыграна 38 раз, и представления были прекращены только потому, что первая актриса, Хосефина Диас де Артигас, завершила свои выступления в этом сезоне. Но жизнь пьесы на этом не закончилась. Великая Лола Мембривес увезла ее в своем багаже в Аргентину: она покинула берега Испании 5 мая этого же года. Так слава Лорки шагнула через океан.