Лев Лещенко - Апология памяти

И вот как-то, будучи на гастролях, Ян Абрамович продемонстрировал мне свою так называемую «систему Френкеля», согласно которой следует грамотно пить водку. Видя, как мы все это делаем Френкель досадливо морщился: «Господи, до чего непросвещенный народ… Ну разве так можно — пить и пить почти без перерыва, пока не окажешься под столом?» А на вопрос: «И как же надо?» — отвечал: «А вот как. Берешь обыкновенный граненый стакан, вмещающий в себя двести граммов водки, и выпиваешь ее залпом. После чего закусываешь бутербродом — лебом с салом, с сыром или с чем-нибудь еще. А затем начинается пиршество: ешь вволю, пей вволю, но — только не водку. Водку во второй раз пить нельзя. Это уже излишество, чудовищный перебор. А одноразовый прием дает вот что. Во-первых, вы мгновенно получаете невероятный кайф. Да оно и понятно, после такого-то алкогольного удара… А во-вторых, этот кайф, если правильно закусывать, становится долгосрочным, то есть продолжается три-четыре часа. Таким образом вы получаете несколько часов хмельного блаженства, после которого возвращаетесь в обычное трезвое состояние. А если все время повторять и добавлять, то подобного эффекта достигнуть практически невозможно. Кайф, так сказать, «размазывается» во времени, теряя всю свою прелесть. И тогда уже не поймешь, что это — не то «выпиваловка», не то «обжираловка».

Уважая мнение маэстро, я решил последовать его совету, но… Так уж я устроен, что достаточно мне принять даже не стакан, а всего полстакана водки залпом — и я уже «готов», меня можно уносить. Конечно, я несколько утрирую, но в принципе так оно и есть. И если мне, скажем, маячит в перспективе целая «поллитра», я стараюсь растянуть ее на целый вечер. Но вообще-то я пьянею моментально и, зная о такой своей особенности, стараюсь алкоголем не злоупотреблять. Хотя, понятное дело, у нас в России неучастие в обильных возлияниях воспринимается довольно настороженно, если не сказать — подозрительно. Если не пьешь, стало быть, не наш, не свой. И это при том, что нация спивается катастрофически. Но если уж нельзя не пить совсем, то почему бы не принять повсеместно «систему Френкеля»? Во всяком случае, алкоголизм у нас уменьшится наверняка.

Как-то в Курске, будучи в гостях у Володи Винокура, который принимал нас в своей родной семье, я рассказал присутствующим о «системе Френкеля». Помню, все были поражены, что такой интеллигентный человек, как Ян Абрамович, хлещет водку стаканами. Я тут же уточнил — речь идет как раз не о множестве стаканов, а всего лишь об одном. Тогда брат Володи Борис решил провести эксперимент — проверить «систему» на практике. «Опрокинул» стакан водки, закусил его кусочком хлеба с чем-то и говорит мне: «Слушай, а ведь это действительно потрясающий «улет». Привет Френкелю!» Я с гордостью раскланялся, как будто похвалили мое изобретение. Но минут через пятнадцать Борис заявляет: «Лева, ты знаешь, эта «система» мне до того понравилась, что я, пожалуй, повторю ее еще раз…» Я чуть со стула не упал. Вот, думаю, и двигай после этого «культуру пития» в массы! А Боря, как ни в чем не бывало, принял потом на грудь еще стакана два, не забывая каждый раз выражать свое бурное восхищение замечательной «системой Френкеля»…

Но если серьезно, то об интеллигентности Яна Абрамовича ходили легенды. Практически со всеми, кто его окружал, у него складывались какие-то удивительно теплые отношения. А с какой нежностью он относился к своей жене Наталье! И это в общем-то закономерно, так как и в своем творчестве Ян Френкель был, что называется, неисправимым лириком. Стоит только вспомнить чудесные мелодии таких его Песен, как «Подмосковный городок», «Август», «Журавли», «Русское поле», «Старый вальсок»… Любопытно, что подавляющее большинство этих песен написано в размере три четверти, так сказать, в ритме вальса. Налицо подчеркнутая камерность, меланхоличность его музыки.

Кстати, мне трудно было бы представить себе Марка Фрадкина снимающимся в кино — «не царское» это, видимо, занятие. А вот Ян Френкель был прирожденным актером и охотно снимался в тех картинах, где звучала его музыка. Тут же вспоминаются кадры из фильмов «Новые приключения неуловимых» и «Корона Российской империи», где он выступает, по-моему, в роли ресторанного тапера. И если мне не изменяет память, он в молодости, в начале своей карьеры, вроде бы даже работал в каком-то киевском ресторане… Так что если уж проводить какие-то сравнения, которые конечно же всегда очень условны, то Фрадкин в жизни был аристократом, но трудягой в музыке, а Френкель был и оставался «просто артистом» всегда и везде — и в своем творчестве, и в жизни. Кроме того, Ян Абрамович обладал большим чувством иронии и самоиронии, чего явно недоставало Фрадкину. Порой даже трудно было понять, когда Френкель шутит, а когда говорит серьезно. Одним словом, замечательный был во всех смыслах человек.

Что же касается Оскара Борисовича Фельцмана, дай ему Бог доброго здоровья на долгие годы, то в чисто житейском смысле он представляет собой, на мой взгляд, совершенно уникальную фигуру. Оригинальность его как в творчестве, так и в жизни стала в артистических кругах притчей во языцех. Даже просто побеседовать с ним — непростое дело. Только откроешь рот, чтобы что-то сказать, как он тут же тебя перебивает: «Слушай меня, слушай меня… Это вот так надо делать, вот так… Слушай, слушай, слушай… Погоди, я сейчас скажу… Вот это хорошо, а это плохо… Да не перебивай ты, слушай, что я тебе скажу!» Такой вот разговор, напоминающий игру в одни ворота. Уходишь с полным ощущением того, что если и есть на свете некий всеведущий человек, который знает все за всех, то имя ему — Фельцман. При том, что Оскар Борисович великий, так сказать, теоретик, он — человек весьма даже «реальный», великолепно ориентирующийся в обстановке, знающий, откуда что берется.

Конечно же ему, прославленному отечественному композитору, создателю таких блистательных песенных хитов, как «Ландыши», «Баллада о красках», «Огромное небо», «Черное море мое», «Венок Дуная» и еще многих, многих других, грех жаловаться на судьбу. Мало чьи произведения звучали в космосе в исполнении самих космонавтов, подобно его знаменитой песне — «Четырнадцать минут до старта»… Но мне лично иногда чуть-чуть жаль, что пик творческой активности Фельцмана не пришелся на теперешнее время с его невероятными возможностями. Родись он этак на тридцать — сорок лет позже, он, безусловно, сделал бы себе и в наши дни феерическую карьеру. Все дело в его профессиональной хватке. Он всегда во всем был у нас первым. Фельцман первым начал делать современные аранжировки, первым начал записывать фонограмму не на две, как было принято, а на четыре, а то и восемь дорожек. Он первым начал раздельно записывать ритм и мелодию. Никто, пожалуй, кроме него, не уделял столько внимания аранжировке и трактовке песни. Это был и есть музыкант невероятного «чутья» на все самое передовое, современное. Когда с ним общаешься, не покидает впечатление, что внутри него идет какой-то сложнейший, безостановочный мыслительный процесс. Как будто часики стучат: «Тик-так, так-так, тик-так…» А то, что он в этот момент еще и общается с тобой, для него всего лишь некое побочное, не главное действие, не мешающее той самой внутренней работе. Одним словом, Оскар Фельцман даже и сейчас, в свои немалые уже годы — «человек-ракета», «реактивный» человек. Он настолько поглощен своим внутренним процессом, что На него порой даже обидеться нельзя всерьез — если он тебя чем-то и задел, то неумышленно, не ставя это своей целью.