Мохандас Ганди - Моя жизнь
— Пожалуйста, разверни меня. Я весь горю.
— Ты вспотел, мой мальчик?
— Я весь мокрый. Пожалуйста, разверни меня.
Я положил руку ему на лоб. Он был покрыт каплями пота. Температура спадала. Я возблагодарил господа.
— Манилал, теперь твоя лихорадка обязательно пройдет.
Надо еще немного пропотеть, а потом я разверну тебя.
— Умоляю, не надо. Вынь меня из этой печки. Потом, если хочешь, заверни меня снова.
Стараясь отвлечь его, я продержал его укутанным еще несколько минут. Пот струился с его лба. Я развернул его и насухо обтер. Отец и сын уснули в одной постели.
Мы спали как убитые. На следующее утро Манилала уже не так сильно лихорадило. Сорок дней я держал его на разбавленном молоке и фруктовых соках. Но теперь я уже не боялся за него. Это была затяжная форма лихорадки, но с того момента мы уже могли направлять ход болезни.
Сейчас Манилал самый крепкий из моих сыновей. Чему, обязан он выздоровлением: милости ли бога, водолечению или заботливому уходу и строгой диете? Пусть каждый решит в соответствии со своей верой. Я же был уверен, что бог спас мою честь, и эту уверенность сохраняю и по сей день.
XXIII
Снова в Южную Африку
Манилал выздоравливал, но я убедился, что в доме в Гиргауме жить очень неудобно. Там было сыро и темно. Посоветовавшись с Шри Ревашанкаром Джагдживаном, я решил снять хорошее бунгало в пригороде Бомбея. Я занялся поисками в Бандре и. Санта Крусе. Но в Бандре была бойня; и поэтому мы не захотели там поселиться. Гхоткопар и его окрестности были слишком далеко от моря. В конце концов мы остановились на красивом бунгало в Санта Крусе и сняли его, так как с точки зрения санитарии оно было лучшим из того, что мы видели.
Я купил сезонный билет в первом классе от Санта Круса до Черчгейта и радовался, оказываясь подчас единственным пассажиром первого класса в своем купе. Очень часто я ходил в Бандру, чтобы сесть там на скорый поезд, шедший прямо в Черчгейт.
Адвокатская практика в Бомбее шла успешнее, чем я ожидал. Клиенты из Южной Африки часто поручали мне разные дела, и этого было достаточно, чтобы обеспечить существование.
Получить дело в Верховном суде мне все еще не удавалось, но я присутствовал на инсценировках судебного процесса, которые устраивались в те времена, хотя никогда не решался принять в них участие. Вспоминаю, что видную роль всегда играл Джамиатрам Нанабхай. Подобно другим адвокатам новичкам, я слушал дела в Верховном суде скорее ради того, чтобы насладиться легким бризом с моря, чем заботясь о расширении знаний. Я заметил, что не я один так поступаю — это было модно и никто этого не стыдился.
Я начал посещать библиотеку Верховного суда, завязывал новые знакомства и чувствовал, что скоро получу работу в Верховном суде.
С одной стороны, я в некотором роде уже освоился со своей профессией, с другой стороны, Гокхале не переставал следить за мной и строил собственные планы на мой счет. Два-три раза в неделю он навещал меня в моей конторе, часто с кем-нибудь из друзей, которых хотел со мной познакомить, и рассказывал о своих методах работы.
Но, можно сказать, бог ни разу не дал осуществиться моим планам и всегда направлял мою жизнь по своей воле.
Как раз тогда, когда я, казалось, начал устраиваться так, как хотел, я неожиданно получил из Южной Африки телеграмму следующего содержания: «Ожидается приезд Чемберлена. Пожалуйста, возвращайтесь немедленно». Я вспомнил о своем обещании и сообщил, что выеду, как только мне будут высланы деньги. Вскоре я получил ответ, отказался от аренды конторы и выехал в Южную Африку.
Я думал, что пробуду в Южной Африке не больше года, поэтому оставил жену и детей в арендованном мною бунгало.
В то время я считал, что способные юноши, которые не смогли найти себе применения в родной стране, должны эмигрировать в другие страны. Поэтому я взял с собой четыре-пять юношей; одним из них был Маганлал Ганди.
Семья Ганди была большой. Она и теперь большая. Я решил найти всех, кто хотел идти нехожеными тропами и стремился выехать за границу. Моему отцу удавалось устроить кое-кого из них на государственную службу. Я же задался целью освободить их от этих чар. Я не мог и не собирался давать им другую работу, а лишь хотел, чтобы они приобрели веру в свои силы.
Я старался убедить этих юношей сообразовать свои идеалы с моими. Самого большого успеха я добился, наставляя Маганлала Ганди. Но об этом расскажу позже.
Разлука с женой и детьми, нарушение налаженной жизни и переход от определенности к неопределенности — все это некоторое время мучило меня, но я приучил себя к неопределенности в жизни. Не следует ожидать чего-то определенного в этом мире, где все, кроме бога, который есть истина, неопределенно. Все, что появляется и происходит с нами и вокруг нас, неопределенно, преходяще. Но есть высшее существо, сокрытое под видом определенности, и блажен тот, кто сможет уловить проблеск этой определенности и проникнуться ею. Поиски этой истины являются summun bonum[13] жизни.
В Дурбан я прибыл вовремя. Работа уже ожидала меня, так как день приема депутации Чемберленом был назначен заранее. Мне предстояло составить петицию для вручения ему и сопровождать депутацию.
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
I
Тщетные усилия
М-ру Чемберлену удалось получить от Южной Африки подарок в 35 миллионов фунтов стерлингов и завоевать сердца англичан и буров. Поэтому он оказал холодный прием индийской депутации.
— Вы знаете, — сказал он, — что имперское правительство не обладает большой властью в самоуправляющихся колониях, но ваши жалобы кажутся нам обоснованными, и я сделаю все, что смогу. Однако вы и сами должны стараться ладить с европейцами, если хотите жить среди них.
На членов депутации этот ответ произвел удручающее впечатление. Я тоже был разочарован и понял, что нам следует начинать все de novo.[14] Я разъяснил создавшееся положение своим коллегам.
По существу ответ м-ра Чемберлена был правильным. И хорошо, что он высказал нам все это напрямик. Он довольно вежливо напомнил нам о праве сильного, который всегда прав, иначе говоря, о праве владеющего мечом.
Но у нас меча не было. И едва ли нашим измотанным нервам и мускулам можно было нанести еще раны мечом.
М-р Чемберлен пробыл в Южной Африке очень недолго. И если учесть, что от Сринагара до мыса Коморин 1900 миль, а от Дурбана до Кейптауна не меньше 1100, то ему надо было преодолевать эти огромные расстояния с ураганной скоростью. Из Наталя он спешил в Трансвааль. Я должен был подготовить записку о положении индийцев и вручить ему. Но как добраться до Претории? Проживавшие там мои соплеменники не могли выхлопотать мне разрешение для срочного выезда туда. Война превратила Трансвааль в унылую пустыню. Невозможно было достать ни продовольствия, ни одежды. Магазины были пусты или заколочены, и требовалось время, чтобы вновь наполнить их товарами и возобновить торговлю. Ждали улучшения продовольственного положения, а пока даже беженцам не разрешали возвращаться домой. Поэтому каждому трансваальцу необходимо было выхлопотать себе пропуск. Получить пропуск легко мог только европеец, а индийцу это было крайне затруднительно.
