Ю. Рассулин - Верная Богу, Царю и Отечеству

А теперь самое главное, Она передала через Ромеку.. чтобы взять ее зописку (их принесла настя… ана теперь носит молоко, так принесла в кувшине, и переписать по французки… и передать «Берчику»: Он сохронит. Пока пусть у Петровны там сохранно.

Так вот - я это сделала. Но тут ни бумаги ни чернил недостать… с большим трудом…

И это Слава Богу, потому случилось - большое несчастие: когда Настя несла зописку - ориг[инал]. То ей показались милиц[ионеры] - думали несет молоко. Она испугалась и бросила в прорубь.

Ах, что только будет, как моя узнает!

Писала в перемешку. Помогла Верочка…

Записки от Мамы и Старца пусть у Игната, чтобы не в однех руках… Ну Господь с Вами».161

Еще немного задержимся на этом письме, явившемся ключевым для построения лживой легенды, или, выражаясь следовательским языком, главным «вещественным доказательством», которое неумолимый суд истории превратил в главную улику против литературно-исторических ловкачей и их заказчиков. Подлыми, шулерскими приемами они попытались не только опорочить честного и прекрасного человека, но и растоптать в сознании людей целую эпоху русского Самодержавия, неразрывно связанную с величием и могуществом русского православного государства, славой русского народа-богоносца и его православных правителей - русских царей, под скипетром и державою которых строилась земля русская и незыблемо хранились святые русские идеалы верности Православию, Самодержавию и святой Русской земле-матери.

Итак, вернемся к подложному письму, в котором отметим, возможно, самую незначительную деталь, но тем не менее она поможет нам выявить подлог. Это - маленькая пометка в скобках - «теор.», - которая стоит после слов «Выборгской больницы». «Теор.» - значит «теоретически». Со смыслом письма это слово никак не согласуется, да и трудно заподозрить малообразованную и малограмотную женщину (судя по характеру письма) в склонности теоретизировать, а тем более применять это слово в своей простой, незамысловатой речи, да еще и в сокращенном виде. Гораздо правдоподобнее то, что этот вариант письма рассматривался как черновик, а автор-сочинитель вовсе не был уверен, что Анна Вырубова находилась именно в Выборгской больнице, и потому сделал пометку в соответствующем месте текста, чтобы затем уточнить это обстоятельство.

С обилием орфографических ошибок сочинитель явно перегнул, как, впрочем, и с манерой письма. Так выражаться и ошибаться могла кухарка, да и то, скорее, не русского происхождения, но никак не светская дама в Петербурге. Уж что-что, а умению грамотно изъясняться как-нибудь да научали барышень - если и не в пансионе благородных девиц, то уж дома с учителями словесности наверняка. Вспомним, что простой русский крестьянский парень Сергей Есенин начал писать свои стихи еще будучи в церковно-приходской школе, обучение в которой было доступно не только мальчикам, но и девочкам.

Далее. Нигде в своих воспоминаниях Анна Александровна не указывает на то, что Григорий Ефимович предсказывал ей не быть расстрелянной. Это явная выдумка. И еще одно обстоятельство помогает нам вывести обманщиков на чистую воду. А именно: старцем Григория Ефимовича называли только его недоброжелатели и ненавистники и вкладывали в это название презрительный и унизительный смысл. Этим же словом пользовался и сочинитель лжедневника. И еще одно. Для большей правдоподобности письмо написано на особом листе с водяным знаком: крылатым животным с головой орла, опирающимся передними лапами на ларец, на котором указан год - 1858. Цель - усилить впечатление подлинности. Возможно, такой они представляли «святую бумагу», о которой говорится в записках Анны Александровны. Но и здесь явный «прокол», так как между числами 18 и 58 вставлен знак - шестиконечная звезда Давида. Вот уж, действительно, Бог шельму метит.

Видимо, уже тогда в недрах социалистического реализма зарождался новый жанр советской комедии. Действительно, аналогия прямая, и схема одна и та же: «шел - поскользнулся - упал - потерял сознание - очнулся - гипс». И всем смешно - кассовый сбор обеспечен. В более раннем варианте эта схема выглядела следующим образом: шла - несла кувшин с подлинными тетрадями - увидела милиционеров - испугалась - бросила кувшин в прорубь - подлинных тетрадей больше нет и не ищите (зато есть обилие переписанных копий). У всех захватывает дух, и барыш от продажи тиража - обеспечен.

Цех по производству «зописок».

Дальше - больше. По всему чувствуется, что работа увлекла авторов. Неуемная фантазия так и била ключом, быстро переполнив весьма скромный сосуд под названием «чувство меры». Следующая «зописка», вышедшая из-под пера литературных трюкачей, без всякого сомнения, раскрывает всю полноту их творческого дарования. Поскольку эти опусы уже никак не могут быть отнесены ни к Анне Александровне, ни к ее друзьям, позволим себе, не боясь запятнать ее доброе имя, привести хотя бы отрывки из этих «произведений», в надежде, что их прочтение поможет многим людям несколько иначе оценить незыблемость авторитета кое-каких классиков советской литературы.

Итак, «зописка» первая:

«Любочка!

Все это меня убило… кто бы мог подумать, что эти неграмотные идиоты так распорядятся. Особенно этот проклятый кондитер! Все пропало… говорят, что эта особа все передала в издательство, так как у себя не имеет право держать. Будут ли они печатать - черт их знает».162

На этом остановимся, так как всем, кто знаком с жанром советской комедии, смысл ясен: «Шеф, усе пропало!».

Чтобы нас самих не упрекнули в некоторой излишней симпатии к этому жанру, яркими представителями которого в советской литературе были небезызвестные Ильф и Петров, вторую «зописку», написанную в духе вышеназванных соавторов, опустим. А вот третью позволим себе привести полностью, так как она должна была сыграть роль ключевого звена в логически выстраиваемой цепи доказательств подлинности «дневника». В ней как бы продолжает успешно развиваться тема неожиданного обретения «рукописей» неким советским издательством. Позволим и себе маленькую вольность - проставим в конце этого шедевра подлинное имя автора.

Итак, «зописка» третья:

«Дорогая Дуся! Я в большом отчаянии, этот проклятый кондитер продал жидовке не только почти все тетради А-ки [Аннушки], но и письма Папочки, письма Г[ригория], письма А-ки оттуда. И эта подлая все отдала в издательство, говорит, что не имеет права у себя держать. Теперь единственное, что у нас осталось, это одна или две тетради мною переписанные, четыре тетради, переписанные Мамой Кокой [Верой Валериановной], четыре тетради мною получены от Павли (Тют…). Вы знаете как они нам были дороги, там же одна тетрадь писанная рукой А-ки… Во что бы то ни стало Господом Богом молю спасите это. Вы знаете, что в деревне это оставлять нельзя. Я больше проклятым мужикам не доверяю. Сообщите что нужно, я пошлю. Сохраните у себя. Сохрани Господь крест…