Виктор Кочетков - Мы из ЧК

НЕДОБРЫЕ ВСТРЕЧИ

В отдел ОГПУ пришел рукастый рыбак. Его принял Леонов. Раздался в плечах чекист. Вместо «разговоров» времен военного коммунизма на Семене Григорьевиче была защитная гимнастерка с «кубарями» старшего оперативного уполномоченного ОГПУ.

Рыбак мял в руках засаленный картуз с переломанным козырьком. Сапоги его с голенищами выше колен — в рыбьей чешуе. Продубленное морщинистое лицо строго. И сиплый голос, продутый лиманными сквозняками, суров.

— Ночью вышел к сетям. Бачу: фелюга под парусами. Зачем тут? Хто хозяин? Вопрос! Фелюга ушла к гирлу. На песке следы чобот на рубцовой подошве. Вопрос! Бачыв у румын такие…

— К пограничникам бы, чем в город шел.

На Леонова глядели ясные с прищуром глаза.

— Чека вернее!

— Чудак! Пограничники — те же чекисты.

— Ни. Чека проверена. Дюже нажимала Сима. Иди та иди…

— Кто же такая Сима?

— Та дочка, хиба ж не знаешь…

Как же мог знать Леонов дочку рыбака, если самого-то увидел первый раз! Чекист усмехнулся и пообещал разобраться.

Рыбак напялил картуз.

— Ну, бувай!

И затопал к выходу в сапожищах на высоких каблуках.

Сообщение рыбака совпадало с агентурными данными: в лимане Днепра гнездилась какая-то шайка. Наверное, контрабандисты. И Леонов выехал к пограничникам.

На заре сотрудники территориального отдела НКВД и пограничники оцепили косу, поросшую камышом. В отдалении на бугре темнел домик того самого рыбака. Там надрывно кукарекал молодой петушок.

В засаде рядом с Леоновым находился и рыбак. Он тревожился за дочку, которую оставил дома.

— Бедовая она у меня. На учительку собралась. Да боязно отпускать в город… Одна у меня. Жинку море взяло. А у вас большие детки?

Леонов вздохнул:

— Не довелось иметь…

— Молодой и здоровый — заимеете!..

Уже полнеба окрасилось кармином. И тогда в камышах зашуршала лодка. В небо впилась, как штык, мачта с опущенным парусом.

Тихо ткнулась фелюга в отмель, закачалась на своей же волне. На берег выпрыгнул человек в куцем пиджачке и в берете. Он оглянулся, прислушался, приседая.

Леонов медлил: пусть остальные покинут лодку!

— Давай! — махнул рукой человек в берете.

На отмель вытащили длинный ящик. Двое понесли его в траву подальше от берега.

— Руки в гору! — гаркнул Леонов, выскакивая и стреляя вверх.

— Не шевелись! — приказал с другой стороны командир пограничников.

Контрабандисты заметались. Но к лодке, шлепая по мелководью, бежали пограничники.

— Выходи на берег! Руки на затылок!

На отмель выбрались еще четверо из фелюги. В лимане татакала моторка — мчались на помощь речники.

И в это время предутреннюю тишину разорвал пронзительный крик:

— Та-а-ату-у!

На водной глади заплясало, дробясь и рассыпаясь:

— А-а-у-у-у…

Рыбак сорвался с места.

— Иду, Сима-а!

За ним — Леонов с маузером в руке. Черный чуб бился на ветру. Длинноногий, он из камышей выметнулся первым.

А от домика рыбака истошное:

— Та-а-ату-у-у!!!

Ударили выстрелы. В предрассветной сини вырос вдруг темный букет: грохнул взрыв гранаты, кинув в небо желтое пламя.

Леонов, хватая руками воздух, согнулся пополам и упал лицом к невидимому врагу.

Как потом выяснилось, ночью во двор рыбака прокрались два бандита, дожидавшиеся фелюги.

Под утро Сима вышла на крыльцо и заметила незнакомцев. Заподозрив неладное, она хотела убежать, но пришельцы схватили ее и, зажав рот, поволокли за хату. Сима изловчилась, впилась зубами в руку бандита и закричала, надеясь, что отец где-то рядом.

Увидев бегущих к хате мужчин, бандиты бросили девочку и начали стрелять из-за плетня. Один из них издали узнал Леонова и швырнул гранату со злобным криком:

— Получай, Цыган!

Пограничники задержали всю шайку. Девочка и рыбак остались невредимыми.

А вот Семен Григорьевич стоит перед нами у стола президиума и переминается с ноги на ногу.

О нем лестно говорят, отмечая заслуги перед Родиной. Ему вручают подарок и значок «Почетного чекиста». Он принимает его левой рукой. Правый, пустой рукав заправлен за широкий командирский ремень.

Выписавшись из лазарета, Леонов демобилизовался. Мы помогли ему устроиться заведующим хозяйством детского сада: тянуло чекиста к малышам! Свое гнездо он так и не свил. Сперва Семен Григорьевич считал, что любовь отвлечет его от дела революции, а скорее всего он просто не встретил женщину, которая увлекла бы его. В чекистских буднях он не заметил, как подобрались все сорок! Защите Отечества он отдал все…

И его в день рождения чествовали товарищи.

— …Живите лучше меня… Умнее. — Леонов не договорил. Отвернулся. Закашлялся. Черные усы он снова отрастил. На висках пепелилась ранняя седина.

Ему бурно хлопали, а он, совершенно потерянный, не знал, куда девать мокрые глаза…

С тяжелым сердцем вернулся я домой — выходят в тираж мои лучшие товарищи! Не по годам — по пережитому. Но мы свою жизнь и не мыслим другой. Люди, которые в своей жизни умели в грозу думать о себе, были для нас чужими.

Навстречу мне поднялась Анна Ивановна, бледная, худая, руки горячие и потные. В глубоких глазах радость:

— Письмо от Васи! Он в Харькове.

Служба развела нас: Васильев был назначен на Южную железную дорогу, а меня перевели в Южноморск, на железнодорожные и морские коммуникации. Не часто писали мы друг другу — все время в работе: с десяти утра до пяти дня, а потом после трех часов перерыва — опять, до самой поздней ночи. Это была норма чекистской службы. А если случится оперативное дело — неделями не снимаешь гимнастерку и сапоги!

«Дорогой Вова! Дружище мой боевой! — восторженно писал Василий Михайлович. — Меня бросили на новый фронт: с детишками возиться! С самым замечательным человеком встретился, с Антоном Семеновичем Макаренко. В трудовой колонии № 10. Тебе, мабуть, и не знать, що воно такэ, эта колония? Это такое, от чего сердце радуется за нашу родную Советскую власть! Собираем мы ребятишек одиноких, бродячих, одним словом, беспризорников. Да учим их, как людьми полезными стать. Хлопцы — оторви голова! А мы из таких куем советский рабочий класс. Вот как! Трудом да самостоятельностью… Башка этот самый Антон! Его шпыняют, а он свое дело делает исправно. Я помощником у него. Думаешь, кого тут встретил? Не догадаешься ни в жисть! Васю и Сашу. Помнишь, в двадцатые годы в «Асторию» прибегали, когда Черного Ворона ловили? Выросли мальцы, во главе отрядов стали. Мастера — будь здоров! Меня подучивают зубило держать…