Петр Брайко - Партизанский комиссар
Вскоре мои разведчики доложили: уцелевшие немцы собрались у своих машин и укатили обратно в Надвурную.
Я понимал: до вечера гитлеровцы повторить атаку уже не смогут. А завтра наверняка будут атаковать этот рубеж. Но увидев, что мы исчезли, свернут пехоту опять в колонну и осторожно двинутся дальше. Стало быть, надо встретить их где-то на другом рубеже, чтобы снова бить врага в походной колонне.
И точно: наутро немцы "брали" наш вчерашний рубеж с боем. Затем все произошло точно так, как вчера утром: каратели снова попали в партизанский "мешок" и были разгромлены в походной колонне. И так же убегали обратно те, кто уцелел... На этот раз в ловушку к нам попал 26-й СС полк.
Было еще десять утра. "Раньше, чем через четыре часа, каратели не смогут повторить атаку, - думал я. - Но до вечера они попытаются атаковать нас. Где же снова их лучше встретить?"
Конечно, брать с боем вчерашний наш рубеж не станут. Они уверены, что после сегодняшнего боя партизаны отойдут еще дальше. И стало быть, до второго, то есть сегодняшнего, нашего рубежа вражеская колонна будет двигаться опять в походном порядке... Значит, встречать противника надо снова на первом рубеже, а еще лучше - вынести нашу блуждающую засаду метров на двести вперед...
Пять раз бросались немцы в атаку на кролевчан, оберегающих соединение. И пять раз откатывались назад. Наконец, когда Саша Берсенев со своими разведчиками обошли противника лесом и ударили из автоматов по колонне, спешившей на исходное положение для очередной, шестой, атаки, немцы растерялись и побежали в панике прямо в Надвурную. Больше наступать на Зеленую они уже не пытались.
Оказывается, гитлеровцы, так любившие обходы и охваты, сами боялись их, как черт ладана... Да и не мудрено: три эсэсовских полка (13-й, 24-й и 26-й) потеряли чуть ли не половину личного состава, так и не увидев партизан.
Кролевецкий отряд в этих трехдневных боях потерял всего четырех человек.
Семен Васильевич Руднев записал в своем дневнике:
"25 июля 1943 года.
Подвели итоги нашей боевой деятельности с 10 по 20 июля 1943 года. За это время уничтожено 783 солдата и офицера, сбито 2 самолета, уничтожено два 75-мм орудия, 500 снарядов, 139 автомашин, два склада с боеприпасами. Уничтожено 32 нефтевышки с суточным дебитом 48 тонн. Сожгли 565 тонн нефти, 12 тонн бензина. Уничтожили 2 нефтепровода и много другого оборудования..."
Комиссар хотел что-то уточнить у Базымы, сидевшего рядом. Но вдруг к Рудневу подошел Панин и напомнил вполголоса:
- Семен Васильевич, уже время провожать венгерских товарищей.
Руднев молча кивнул в ответ и, спрятав свою тетрадь в планшет, вместе с Паниным направился на скалистую площадку, где в окружении группы партизан стояли восемь венгерских солдат, одетых в поношенную форму, но с подновленными знаками отличия и с одинаковыми венгерскими винтовками. Год назад эти люди добровольно сдались в плен ковпаковцам, а вскоре стали сами лихо воевать на стороне партизан.
Увидев комиссара и секретаря парткомиссии Панина, снаряженная по-походному шеренга стала по стойке смирно.
- Вольно... - мягким, дружеским голосом сказал Руднев, всматриваясь в лица солдат. - Дорогие венгерские друзья! Нам жаль расставаться с вами. Ведь за этот год вы стали полноправными членами нашего боевого коллектива. Но именно потому, что вы стали настоящими антифашистами, ваш высокий долг заключается теперь в том, чтобы разжигать пожар освободительной борьбы на своей родине. Этому делу мы, коммунисты соединения, придаем громадное политическое значение. Мы понимаем, вам будет нелегко.
И вдруг, вместо всяких напутствий, после короткой паузы он тихо, но так, чтобы слышал каждый боец, прочитал на память любимые горьковские строки:
- Безумство храбрых - вот мудрость жизни! О, смелый Сокол! В бою с врагами истек ты кровью... Но будет время - и капли крови твоей горячей, как искры, вспыхнут во мраке жизни, и много смелых сердец зажгут безумной жаждой свободы, света...
Некоторые из бойцов украдкой вытирали глаза...
А Руднев, подойдя к шеренге венгров, крепко обнял каждого... И потом, когда они, закинув за плечи свои тяжелые вещмешки, пошли гуськом в сторону границы, комиссар еще долго махал им вслед рукой.
Позже в своем дневнике Руднев записал об этом событии:
"Сегодня снарядили и отправили 8 пленных венгров. Дали им по винтовке, по 50 патронов, по 2 гранаты, по 10 - 15 метров мануфактуры, масла, хлеба, сахара. Выдали им справки. В ротах сделали проводы, проинструктировали их и со своими проводниками направили до границы. Этому делу мы придали большое политическое значение...
Ходят слухи, что немцы решили окружить в горах наше соединение и уничтожить его. Дураки и безумцы!..
Сейчас 17 часов, а из 4-го батальона передали, что на их участке идет ружейно-пулеметная стрельба. Эта перестрелка может перерасти в крупные бои".
Эти строки имели прямое отношение к нашему Кролевецкому отряду, начавшему отчаянный бой с полками генерала Крюгера.
То была последняя запись в дневнике Руднева: во время ночного перехода лошадь комиссара сорвалась в ущелье вместе со всеми его вещами, находившимися в переметных сумках. Был там и дневник, о потере которого Семен Васильевич очень сокрушался.
Дальше события разворачивались с каждым часом все драматичней и стремительней.
Двуколки, на которые мы все так рассчитывали и ради которых соединение задержалось на три дня, не оправдали наших надежд: на козьих тропах они были непригодны.
Тем временем немцы, в основном альпийские стрелки (а на каждого ковпаковца их приходилось больше, чем по взводу) уже углубились в горы и начали проческу леса с двух сторон: с юга, от Яремчи и Делятина, и с севера, со стороны Пасечной. Разгорелись непрерывные жестокие бои...
По существу соединение уже выполнило задание ЦК КП(б)У и Верховного командования: удар по важнейшим коммуникациям врага был нанесен, карпатская нефть не досталась фашистам, народ Закарпатья поднимался на борьбу... Теперь задача ковпаковского командования состояла в том, чтобы спасти личный состав. Надо было поскорей отрываться от противника и, совершив новый марш-маневр, опять уходить в другой район. Но куда уйдешь по горам, без дорог, с ранеными и артиллерией?
В полдень Ковпак отвел в сторону Руднева и сказал ему:
- Сэмэн Васильевич, кажется, нам прыдэться расстаться с обозом и даже - с артиллерией!
Руднев хорошо понимал Ковпака, но никак не мог примириться с мыслью, что придется пожертвовать пушками.
- А как быть с боеприпасами?.. И как наши раненые?.. - спросил он с болью в голосе.
Обоим было сейчас очень тяжело. Но жесткое решение было продиктовано жизнью. Точнее - борьбой за нее.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});