Чтоб услыхал хоть один человек - Рюноскэ Акутагава
Нас угостили обедом, и Эгути Киёси-кун, который пришёл с опозданием, сказал, что хочет поговорить со мной. У меня не было времени, чтоб идти к нему, не было и времени, чтобы пойти с ним ко мне, поэтому я предложил: давай поговорим по дороге, так мы и проболтали всю дорогу от Хонго до Табаты. Вернувшись домой и поспав часок, я принял ванну – смотрю, уже пять и нужно возвращаться в Йокосуку. Я поел, переоделся и помчался в Симбаси.
В такой суете прошло три дня. В подобной суете я живу постоянно, но в один из трёх дней на будущей неделе приеду обязательно (возможно, во второй половине дня в понедельник). Иначе мне будет очень грустно.
Благодарю за фотографии. Круглая сделана превосходно – я взял её. Есть европейская картина такой же формы, и на ней изображено такое же лицо. Чья это картина и как называется, не помню, но знаю, что итальянская, эпохи Ренессанса. Возьму и портрет мужчины. Он мне тоже нравится. Так же прекрасно сделана круглая фотография Исо Нобу-сан. Её лицо напоминает старинную куклу хина.
Недавно твой брат прислал из Маньчжурии фотографию, на которой изображено, как бандитам отрубают голову. Казнь только что завершилась. Варварская страна Маньчжурия. Когда он вернётся из путешествия по этой варварской стране, ты его, бедного, будешь, наверное, ругать. Но было бы хуже, если бы он делал такие фотографии тайно, так что лучше не ругай. Я тоже собираюсь заняться фотографированием, но при моей лени даже представить себе не могу, когда возьмусь за это.
Я уже начал писать об Уэнояме-куне. У него и Сираки-сан больные лёгкие, а после того как они поженились, здоровье их сильно ухудшилось. У них двое детей, оба больны тем же, Сираки-сан из-за туберкулёза ампутировали ногу. Они никак не могут пристроить её романы и картины мужа, поэтому живут очень тяжело. Когда они жили в Мэгасаки, то, говорят, задолжав за квартиру, поодиночке бежали из дому, сделав вид, что отправляются путешествовать. Постель и все домашние вещи им, разумеется, пришлось бросить. Уэнояма-кун оставил живопись и стал работать в типографии, получая всего двадцать иен в месяц, так что и это их не спасает. Ужасное положение. При всем том Уэнояма-кун любит Сираки-сан. А может быть, и преклоняется перед ней. Я им очень сочувствую.
Что бы там ни было, я хочу сделать нашу жизнь счастливой. Обосноваться, я думаю, стоит в Камакуре. Нам нужно уютное гнёздышко, и маленький домик вполне подойдёт. Нужно, чтобы он выходил на солнечную сторону и хорошо проветривался. Всё это вселит в меня покой. Какая это будет радость!
Встречаясь иногда с похожими на распутниц писательницами или стремящимися стать ими, я всегда думаю: как хорошо, что ты, Фуми-тян, не похожа на них. Среди писателей немало тех, кто женится на такого сорта женщинах. Мне они не по душе, Фуми-тян, всегда оставайся такой, как ты есть. Тогда и я смогу стать на голову выше.
На этом кончаю. Вспоминай обо мне.
Акутагава Рюноскэ
ПИСЬМО МАЦУОКЕ ЮДЗУРУ
17 ноября 1917 года, Йокосука
Не мог присутствовать на встрече «Сандо-кай» из-за церемонии присвоения званий ученикам школы. В последнее время я безумно занят. Для новогоднего номера одного журнала пишу детективный рассказ. Надеясь, что мне за него хорошо заплатят, я несу всякий вздор. Но в душе волнуюсь. Слишком уж много этого вздора я нагромождаю. Но все-таки вещь получается занятная.
Поправляйся и приезжай в Камакуру развлечься. Передай моё приглашение и жене. Может, сходим к Суге-сану. (…) Или ещё куда-нибудь. Давно не виделись, а так хочется послушать рассказы твоей жены. На этом заканчиваю.
ПИСЬМО ЦУКАМОТО ФУМИКО
17 ноября 1917 года, Йокосука
Фумико-сан!
Благодарю за письма, которые ты мне регулярно посылала с дороги. Рано утром десятого, в пять или половине шестого, ты ещё спала, не зная, что твой пароход плывёт мимо Йокосуки. А я в это время лежал с закрытыми глазами и думал о тебе, Фуми-тян. «Утомилась, наверное», – прошептал я. И явственно ощутил, как ты, не отвечая мне, проплываешь мимо. У меня как раз ночевал Кумэ, и я, стараясь не разбудить его, тихо встал и пошёл умыться. Над горой, начавшей желтеть, виднелось голубое небо. Мне стало грустно. «Ты уже, наверное, подплываешь к Йокогаме», – подумал я. Сейчас ты уже, конечно, проснулась. Я подумал так, потому что мне показалось, будто в ответ на моё шутливое «доброе утро» ты сердито посмотрела на меня.
Когда твоя мама соберётся к нам, приезжай вместе с ней. Мы сможем тогда спокойно поболтать. Мне так хочется быть всегда с тобой и говорить, говорить без конца. Хорошо бы нам ещё и kiss[231]. Не хочешь – не надо. Ты такая милая, Фуми-тян, что, будь ты конфеткой, я бы съел тебя без остатка, начиная с головки. Я тебя не обманываю. Я люблю тебя в два, в три раза больше, чем ты меня.
Давай как можно скорее будем вместе и заживём дружно и счастливо. И
