Алтарь Отечества. Альманах. Том 4 - Альманах Российский колокол
Мы подошли к оборонительной линии, прошли по обозначенному проходу, вся поляна была заминирована. В наспех построенных дзотах приняли оборону. Меня вызвали на командный пункт. За себя я оставил начальника штаба батальона Макарова. По дороге меня встретил командир полка Ладеев. Он не находился на одном месте, его всё время перебрасывали на разные участки.
– Ты куда, Захарченко? – спросил он.
– Меня на командный пункт вызывают, – ответил я.
– Скажи там, чтобы меня освободили, – просил Ладеев.
Оказалось, что он руководил этой обороной до нашего прихода.
Пришёл я на командный пункт, там был батальонный комиссар Шатров.
– Ладеев просил его освободить, – сказал я.
– Ничего, – ответил Шатров, – пусть побудет там, а ты будешь на командном пункте формировать резервы ему на пополнение.
– Мне как- то неудобно, – сказал я.
– Так надо, – ответил Шатров, – тебе надо отдохнуть и привести себя в порядок. Ты оброс щетиной, тебя не узнать.
– Разрешите забрать начальника штаба Макарова?
– Разрешаю, – ответил Шатров.
Два дня мы собирали с Макаровым резервы. Это были бойцы хозяйственных подразделений. Обучали их стрельбе из винтовок, бросать гранаты. Макаров был чем-то озадачен, ему было не по себе. Он сказал:
– Комбат, давайте уйдём к своим бойцам, они скучают без нас, а мы без них.
– Я тоже бы хотел этого, поговорю с Шатровым.
Разговор состоялся.
– Вы здесь больше нужны, – ответил Шатров.
Мы стали настоятельно просить его, и после долгих колебаний он сказал:
– Идите крошить фашистов, вы это доказали своими делами.
Мы ушли. Ряды наши убывали с каждым днём и часом. Командный пункт переместился с Кайми к Ирбенскому проливу. Фашисты наступали, разбомбили все наши дзоты, и нам пришлось отойти. Там уже не было запасных позиций. У нас всё было на исходе, люди и боеприпасы. Враг был уверен в разгроме наших сил, смело преследовал малочисленные подразделения. Мы собрались в единый кулак, поклялись драться до последнего патрона, до последней капли крови.
На рассвете третьего октября сформировали около роты в 150–200 бойцов и пошли в наступление. Нас встретили фашисты сильным заградительным огнём. Мы залегли. Мне пришлось дать команду:
– Отойти на исходный рубеж!
Мы ползли 600 метров по полю, усаженному картофелем, а проклятые «мессера» преследовали нас до самой опушки леса. В спасительном лесу я сосчитал живых. Снял шинель, отряхнул пыль и обнаружил в ней четыре пулевых пробоины.
– Наверно, сама судьба меня хранит, – подумал я тогда. Жалко было планшет, который незаметно оборвался и был потерян. Там была карта и семейная фотография, жена и две дочурки, они были всегда при мне.
– Теперь их нет возле меня, может быть и судьба мне изменит, – подумал я с грустью.
Посмотрел на своих бойцов. Говорят, на войне страшно, в их лицах я не видел страха, и это меня отрезвило, придало больше сил и ненависти к врагу. Мы опять пошли в наступление. С криками «Ура!» мы гнали фашистов без передыха два километра. Они бежали и оставляли всё своё снаряжение. Нас остановил их заградительный огонь. Мы залегли. Рядом со мной лежал политрук второй роты 3-й отдельной бригады Иванов.
Слышу выстрел… лежавший рядом со мной Иванов захрипел. Я тронул его, он не проронил слово. Пуля попала в голову. Горько стало на душе.
– Наверно, судьба меня хранит для грядущих битв, – подумал я.
Стали собирать раненых, среди них лежали убитые фашисты, из них два офицера. Один был одет в наше обмундирование командного состава. Я приказал снять с него наше обмундирование. Подобрали их оружие, ещё оказалось четыре длинных фургона, доверху набитых. Награбленное имущество мы направили в тыл. Они не ожидали нашего наступления, их пугало наше громкое «Ура!» по всему фронту. Мы не ожидали подкреплений и дрались отчаянно. Я был горд тем, что на всём протяжении боёв не терялся боевой дух. Чтобы экономить патроны, мы шли врукопашную. В одной из штыковых атак мне штыком пропороли левую руку. В другой атаке поцарапали грудь. Спасибо ребятам, которые шли рядом со мной, перевязали, помогли, им я благодарен до конца своей жизни. И здесь я остался жив.
С боями и контратаками пятого октября мы вышли к Ирбенскому проливу. Нас осталось одиннадцать человек, вооружённых тремя станковыми пулемётами без боеприпасов. Эти трудяги-пулемёты мы разобрали и по частям сбросили в воду. Мы оказались одинокими и безоружными. Мои подчинённые смотрели на меня и ждали моих решений. С ними расставаться было очень тяжело. Мы с грустью смотрели на материк через Ирбенский пролив, там было наше спасение. А как туда проникнуть? Решили сообща пробиваться мелкими партиями, так будет легче пройти незамеченными. Я остался с воентехником нашего полка Паниным. Он был тоже ранен, в ногу. Мы решили пройти камышами. Измотанные до предела, изнемогли от усталости и уснули. Утром при прочёске леса нас обнаружили фашисты и схватили. У Панина оставался один патрон в пистолете для себя, но он не успел выстрелить. Нас избили и забрали в лагерь, находившийся в Валге, в Эстонии. Панин умер от ран и голода.
В этом лагере нас, командиров Советской Армии, оказалось пятьдесят человек из Моонзунда. Нас направили в Германию на станцию Вюльниц на шпалопропиточный завод. Переводчиком у нас был Леонид Фёдорович Андрианов, который наладил связь с подпольщиками немцами. Через него мы знали о действиях фашистов, знали, что 22 июня 1944 года готовилось покушение на Гитлера, имелась связь и с другими лагерями. В день покушения узники должны были восстать, разоружить фашистскую охрану и завладеть складами с оружием и боеприпасами. Был разработан план действия, о нём знали только Леонид Фёдорович и я. В неволе мы продолжали вести борьбу с фашизмом. Каждый пленный на своей подпольной работе имел задание и строго его выполнял. Мы часто выводили из строя кабель высокого напряжения. Неправильно привёртывали пластинки к шпалам, в буксы колёс вагонов насыпали песок, собирали пайки хлеба и готовили к побегу наших товарищей. К сожалению, бежать было очень трудно, всех ловили и возвращали обратно в лагерь, сажали в карцер и сильно избивали. Из всех, кто совершил побег, только один не вернулся, вернее сказать, его не вернули в лагерь. Это Анатолий Рогов, его судьба осталась неизвестной и поныне.
Когда линия фронта приближалась, нас стали перегонять подальше. Привели к реке Эльбе. Там стояло много железнодорожных транспортов, не успевших переехать на ту сторону Эльбы. Мост был разрушен, нас переправили на
