Великая Княгиня Мария Павловна - Воспоминания

Однако смельчаки все таки не перевелись. Одним из них был председатель Думы Родзянко. У нас была долгая беседа. Днем я уехала в Царское Село.

Отец ждал меня в кабинете. У него был изможденный вид. Мы поцеловались, и он, пытаясь выглядеть спокойным, попросил меня рассказать во всех подробностях о предыдущем дне и отъезде Дмитрия. Он сказал, что после телефонного разговора с Дмитрием написал записку императору с просьбой о немедленной встрече. Но под разными предлогами император отказался принять его.

Здесь я должна вернуться к тому времени, когда отец, которому уже сообщили в штабе о смерти Распутина, узнал от своей жены, что одним из убийц был Дмитрий.

Он испытал страшное потрясение. Решил немедленно ехать в Петроград к Дмитрию, но его жена, княгиня Палей, отговорила, опасаясь за его здоровье.

Из дома он позвонил Дмитрию, намереваясь вызвать его в Царское Село. Но Дмитрия уже арестовали, и они решили, что отец приедет к обеду на следующий день.

В тот же вечер он попросил встречи с императором. После некоторого колебания его приняли, но всего на несколько минут и при этом заставили сорок минут ждать в приемной.

Император был краток; он сказал, что не хочет обсуждать это дело.

На следующий день отец поехал к Дмитрию. Как только дверь комнаты Дмитрия закрылась за ним, отец, не приближаясь к сыну, задал ему мучивший его вопрос.

— Ты можешь поклясться, что на твоих руках нет крови? Дмитрий поднял руку, перекрестился перед висящей в

углу иконой и ответил:

— Клянусь именем матери.

О чем они говорили дальше, мне неизвестно.

Через два дня, когда поползли слухи о том, что императрица требует военного трибунала для Дмитрия и Юсупова, они встретились снова, и Дмитрий передал отцу письмо для императора.

В этом письме брат говорил, что, как только начнется расследование, его спросят о мотивах убийства Распутина. Но поскольку все они поклялись не давать никаких объяснений, он, Дмитрий, откажется отвечать и потом застрелится. Ему казалось, что таким поступком он сможет оправдаться в глазах императора. Не знаю, дошло ли до монарха это письмо.

В отличие от нас, молодых, отец отдавал себе отчет в серьезности ситуации. Он воспринимал случившееся с осторожностью и без малейшего энтузиазма. Он признавал, что Дмитрием и Юсуповым двигали патриотические мотивы, но считал их поступок опасным и бездумным. Их деяние, по его мнению, лишь увеличило пропасть между императорской семьей и Россией, и убийство, которое запланировал Юсупов и в котором участвовал Дмитрий — пусть всего лишь номинально, — было, с точки зрения отца, напрасным и чудовищным преступлением.

Он считал, что у Юсупова было достаточно возможностей, позволяющих ему выбрать другой, более подходящий способ избавиться от Распутина. Отец обвинял Юсупова в том, что он втянул Дмитрия в преступление, которое принесло ему дурную славу.

Более того, отцу казалось, что императрица станет более консервативной и реакционной в своих взглядах и будет еще более решительно выступать против любых уступок общественному мнению.

Никакие советы, опасался он, сейчас не подействуют: и она, и император полностью отдалились от всех и принимают только сторонников Распутина. Его тень нависла над его жертвами, по–прежнему внушая им мысли и намерения.

Однажды по просьбе некоторых членов семьи отец взялся сообщить императору, что он думает о сложившейся ситуации, и попытался представить картину в истинном свете, без прикрас. Но император, несмотря на уважение к своему единственному в то время дяде и сыну Александра II, не поверил ему. Он предпочитал видеть картину в ином, более выгодном свете, рассеянном корыстными придворными интриганами. Затея оказалась безнадежной.

Наступило Рождество. Как и в прежние годы, в бальном зале для моих еще маленьких единокровных сестер поставили и нарядили красивую елку.

Отец прервал нашу печальную беседу. Пора подумать о детях, сказал он: они с нетерпением ждали своего праздника. Мы спустились в столовую, где моя мачеха в окружении детей от ее первого и теперешнего браков наливала чай.

Собралось разношерстное общество. Старшая сестра княгини Палей Л. В. Головина и одна из ее дочерей были искренними и фанатичными сторонниками Распутина, к ним относился и старший сын мачехи, А. Е. Пистолькорс, женатый на сестре Вырубовой. Одна из дочерей княгини, Марианна Зарникау, была, напротив, очень дружна с Дмитрием и, таким образом, оказалась в противоположном лагере. И вот всего через несколько дней после убийства Распутина все эти люди собрались за одним столом с отцом и сестрой одного из заговорщиков. Царила напряженная и мрачная атмосфера; мачеха напрасно предлагала новые темы для разговора; все проявляли вежливую незаинтересованность. Мои бедные маленькие сестры, чувствуя далеко не праздничное настроение взрослых, с тревогой заглядывали в окружавшие их лица. Наконец отец положил конец этой ужасной сцене и пошел зажигать елку.

На следующий день я поехала навестить свою тетю, великую княгиню Марию Павловну. Эта умная, энергичная и предприимчивая женщина не пользовалась любовью двора, который боялся ее независимости и острого языка.

Она была единственной великой княгиней того времени, которая любила и умела устраивать приемы; она принимала у себя не только местную элиту, но и дипломатов и иностранцев, приезжавших в столицу. Они уважали ее ум и были просто очарованы ею.

На этот раз она приняла меня радушнее, чем обычно, и со свойственной ей горячностью заявила, что целиком поддерживает Дмитрия.

По ее мнению, наказание было распределено несправедливо и вызвало всеобщее негодование. Один Дмитрий, наименее виновный из всех, понес суровое наказание. Юсупова попросту сослали в собственное поместье; все прочие остались безнаказанными.

Никто из нас не мог сейчас попасть в Александровский дворец, поэтому она предложила послать императору семейную петицию с просьбой простить Дмитрия или хотя бы смягчить наказание.

Я с готовностью приняла ее предложение. Мы сразу же написали черновой вариант, который я должна была показать отцу. Но сначала я по дороге заехала к ее старшему сыну, великому князю Кириллу; и он, и его жена очень любили Дмитрия. Они с еще большей горячностью осудили решение двора. Я вернулась в Царское Село. Весь день я провела в открытой машине, забыв о своем плеврите и высокой температуре, а на улице стоял сильный мороз.

По возвращении в Царское Село я, к своему удивлению и к удивлению моей семьи, обнаружила толстый конверт на свое имя, надписанный рукой императрицы. Его принес курьер.