Кристиан Бейл - Смертельный гамбит. Кто убивает кумиров?

— Мама, Бейл хочет поговорить с тобой.

— Ничего себе, — подумал я, — эта леди еще и мать нашего редактора!.. И стал рыться в памяти, пытаясь вспомнить, не ляпнул ли чего-либо непочтительного про эту даму. Она вошла в кабинет главного и недовольно посмотрела на меня пронзительными голубыми глазами. За стеклышками очков скрывался такой удивительно теплый и доброжелательный взгляд, что я растерялся.

— Мэм, — я неуверенно улыбнулся и пожал протянутую руку. Главный покатывался со смеху в кресле. Я уже мстительно сыпал ему за шиворот лед.

— Мама, Бейл — отличный мужик, просто, как и все, тебя, кажется, побаивается так, что поджилки трясутся. Я тут время от времени намекаю, что ты спонсор, чтобы ребята не скучали и активнее делали свою работу.

Теперь пришла моя очередь торжествовать, потому что «мама-спонсор» без излишних разговоров подошла к главному и отвесила ему подзатыльник. Я опустил голову, чтобы не показывать улыбку. Главный покраснел и, потирая затылок, буркнул:

— Рукоприкладство — это необязательная норма человеческих отношений.

Мама, видимо, осталась равнодушна к сыновней эскападе, поэтому повернулась ко мне и сказала:

— Пригласите меня на кофе, не будем же мы говорить прямо тут.

Я смутился и запрыгал вокруг нее не хуже горного козла. Короче, мы вышли из кабинета, оставив главного потирать затылок, и пошли в кафе. Просто поговорить. Потом меня пригласили на ужин. А уж на третью встречу мы наконец заговорили о Норме.

— Она была очень нервной девочкой, — начала миссис Эйр, — и действительно ходила с матерью на эти лечебные сеансы. Я тогда училась на первом курсе Медицинской академии, и у меня случилась подработка у доктора Каца в приемной. Не хотела, если честно, у него оставаться — психиатрия меня никогда не интересовала, но, когда я поговорила с Джин.

Я молча добавил миссис Эйр кофе.

— Вы знали, что ей нравилось, когда ее называли Джин? — спросила меня собеседница.

Я отрицательно покачал головой.

— Джин, причем желательно, чтобы имя звучало как Джейн. Знаете, почему? — взгляд из-под очков был требовательным.

Я снова расписался в абсолютной неосведомленности.

— Вы что не читали книгу о Тарзане? (Едкая ирония.)

Заверил, что читал. Или кино смотрел. Впрочем, какая разница. Миссис Эйр была из тех представительниц прекрасного пола (нестареющего в силу живости и открытости ко всему происходящему в мире), которым была важна эрудиция собеседника. Ну хоть на уровне представления о том, кто такие Тарзан и Джейн.

— История любви ее потрясла. Как сейчас помню, Норма пришла ко мне, кажется, впервые не пошла в кабинет вместе с матерью, села рядом, поджала под себя ноги и спросила: «А что бывает, когда мужчина ради любимой женщины готов перевернуть мир?» И наболтала много всего такого, что обычно говорят девочки в ее возрасте. Она была буквально влюблена в Джейн и просила ее называть именно так.

Глоток кофе.

— А еще у нее бывали истерики.

И второй.

— И внематочная беременность в пятнадцать лет.

У меня отвисла челюсть.

— Она родила ребенка в шестнадцать, — дама снисходительно потрепала меня по плечу, — слова какой-то медсестры, матери заурядного редактора, малоинтересны для историков и охотников за сенсациями, правда, дорогой?

Так я узнал, что у Нормы Джин Бейкер от первого мужа Джима Дагерти родился сын.

— Она оставила его в апреле 1942-го, где-то в начале месяца.

— Откуда вы знаете?

Ну да, моя работа — сомневаться и задавать вопросы.

Взгляд миссис Эйр стал раздраженным. Я думал, она ответит что-то типа «откуда, откуда — от верблюда», но дама лишь поджала губы:

— Оттуда, мистер Бейл, что я сама помогала ей определить ребенка в приют.

Норма стала встречаться с Джимом, едва ей исполнилось четырнадцать. Он был разбитной, но нежный и довольно заботливый парень. Хотел сколотить состояние и открыть собственный бизнес. Ему нужна была хорошая девушка, чтобы с ней можно было спокойно прожить до глубокой старости. А вот детей хорошо бы завести лишь после того, как он, Джим, займет определенное положение в обществе. «А сейчас — не вздумай залететь, крошка». И «крошка», еще не осведомленная о возможностях своего организма, залетела после первой же ночи. Но благодаря тому, что вовсе не была худышкой, сумела скрыть постыдный факт от окружающих. Очень боялась, что узнает Джим, и поэтому побежала к единственному врачу, которого знала многие годы, — к медсестре Саманте Эйр.

— И я ей посоветовала родить — аборт делать оказалось поздно, кроме того, Норма не отличалась хорошим здоровьем да и противопоказания у нее были на ряд препаратов, применявшихся для обезболивания.

Я молчал. Одна глупая девчонка послушала вторую, и в результате в стране стало на одного сироту больше. Наверное, на лице у меня отразилось что-то излишне слащавое, вроде даже осуждающее. Последовала незамедлительная реакция:

— Просто кое-что надо в штанах держать построже, мистер Бейл, и тогда такой проблемы не будет и вовсе. Согласны?

Я так смутился, что сразу согласился с ее доводом.

— А вот Джейн не была такой, как я, она была очень ранимой и застенчивой девушкой. Она очень стеснялась себя и своих комплексов. Например, все время боролась с лишним весом. Я, бывало, просто насильно ее заставляла поесть.

— А не знаете, как назвали ребенка? — внезапно спросил я.

— Норман.

Мы сидели в кафе и пили пиво. На самом деле пиво в Ницце надо пить в определенных местах. Но никак не на набережной, сидя в плетеных стульях под куполами пестрых зонтиков. Холодное, но не очень вкусное пиво.

Мистер Дагерти пришел на встречу вовремя. Очень дорогой костюм, дорогие ботинки, на безымянном пальце перстень-печатка. Наверное, неплохо идет бизнес. Излом губ упрямый. Складка, пересекающая переносицу, очень глубокая, — возможно, потому что часто хмурится. Почти по-военному короткая стрижка. И темные стекла очков.

— Зачем вы убили свою мать, Норман?

Задав вопрос, я тут же отвернулся, подзывая официанта. Собственно, Дагерти уйти мог за это время. Ведь это было неофициальное расследование, няне собирался делать сенсационные признания.

Просто, когда я узнал, что у Мерилин Монро был сын, я взял и позвонил Джерри Рубену. То есть, конечно, не когда готовил материал для фильма, а когда вознамерился разобраться именно в тайне ее убийства. Почему-то на заре карьеры я не любил докапываться до истины. Моим авторским приемом считались истории незавершенные. Я очень любил Хичкока, и мне казалось, лучшими в его фильмах были моменты, когда зритель не знал, чего ожидать и поэтому случался тот самый сан-спес, который характерен для жанра фильмов ужасов. Потому в юности мятежной я считал, что все криминальные хроники надо подавать, как фильмы ужасов, то есть побольше загадок, крови и смертей. Уже потом понял, что самое страшное и драматическое не в крови и трупах, а в том, что до того, как стать грудой мяса, это были живые люди. Просто люди, которые смеялись, пили вино, любили, покупали на Рождество подарки. И когда я научился делать акцент на этом, сразу получил предложение написать цикл книг.