Владимир Ерохин - Вожделенное отечество

Загодя шофёр приметил сваленные поперёк дороги бревна и затормозил.

Из сугроба выскочил бродяга и, нацелив наган, потребовал не двигаться с места. Его напарник, такой же оборванец, ловко вскочил в машину и довольно бесцеремонно обшарил поднявших руки пассажиров. Из бокового кармана ленинского пиджака он выудил бумажник, а из брючного — револьвер, вооружась которым, потребовал, в свою очередь, покинуть машину. Ленин, Крупская и водитель подчинились. Грабители, усевшись в автомобиль, развернулись и скрылись в метельной тьме.

На другой день Ленин вновь выступал на заседании Совнаркома и, в качестве аргумента в пользу подписания немедленного — пусть даже и на грабительских условиях, пусть унизительного — мира с Германией, привёл пример со вчерашним ограблением, которое могло бы стоить ему и жизни, не прояви он выдержки и хладнокровия. (Не обмолвясь, впрочем, ни единым словом о том, что поучительное происшествие случилось с ним самим).

"ЦАРЬ НИКОЛАШКА"

"Царь Николашка долго правил на Руси", — запел Тенорок.

Вагон качало и подбрасывало, поезд мчался в сторону Коломны.

"Хоть собой он был не очень-то красив..."

Не шайка разбойников, а концертная бригада ехала в сей Богом забытый райский уголок — на станцию Фруктовая (Тенорок для смеха называл её "Овощной", а соседи-аборигены всякий раз добросовестно поправляли), где нам предстояла халтура.

Саксофон в студенческие годы выручал меня не раз. И — приятели с экономического факультета, отлично знавшие культурные запросы жителей дальнего Подмосковья.

"При нем водились караси, при нем плодились пороси..."

Экономисты были: пианист-виртуоз Рустам Азизов, артисты смешанного жанра — от фокусов до парного конферанса — Сыров, Брильянтов, Кошкин, поющий негр Ачуки Чуди, басист Валерий Самоваров по кличке Тенорок и стихийный барабанщик Васька Рудь.

(Тенорком Самоварова звали, во-первых, за сорванный голос, а, во-вторых, за то, что он, при поступлении в университет, наврал, будто бы играет на саксе-теноре, что было чистейшей липой, но перетянуло чашу конкурсных весов.)

"И было много чего выпить-закусить... " Это была явная и наглая контрреволюционная агитация, впервые в жизни услышанная мной.

— ... А ты не еврей? — спросил хозяин, накалывая на вилку солёный скользкий гриб.

— Нет, — ответил Рустам. — Я дагестанец. Хозяин одобрительно кивнул.

Из тёмного угла, чуть озаряемый лампадой, смотрел на нас суровый русский Бог.

За окнами стояла тьма, тягучая, как студень. Потом пришёл хозяйский сын по кличке Никсон — главарь всех местных хулиганов.

Рустаму постелили на полу, на половиках, а меня уложили вместе с Никсоном на пуховую кровать.

— Ты, если что, зови сразу Никсона, — сказал мне Никсон на будущее. — Меня вся Коломна знает. Мы проснулись с пеньем петухов.

ЛУНА

Мне приснилось, что Луна — древняя планета, более древняя, чем Земля, и что раньше Земля была спутником Луны, а потом случилась космическая катастрофа, в результате которой Луна уменьшилась в объёме, пообтёрлась или рассеялась и стала вращаться вокруг Земли, потеряв атмосферу и жизнь. А может быть, это была древняя планета Фаэтон, находившаяся между Землёй и Марсом. Часть её — может быть, поверхностная, — стала, по разрушении, метеорами, а оставшаяся, сойдя с орбиты, устремилась к Солнцу, но была притянута Землёй и стала её спутником. Отсюда загадочность Луны и магизм её света, её влияние на приливы и отливы, на жизненные процессы Земли, её безысходная печаль.

СТАЛЬНАЯ ГВАРДИЯ

Как-то мне попалась, вероятно, нашумевшая в двадцатые годы книга профессора Залкинда "Психопатология РКП(б)". Он провёл исследование по заданию ЦК партии, точнее — обследование старых большевиков. И обнаружил, что все они страдают тяжкими психическими расстройствами: маниакально-депрессивным психозом, паранойей, навязчивыми идеями, бредовыми галлюцинациями. Сказывалось утомление, перенапряжение подпольных и военных лет. Они не способны были к работе в мирной, обычной обстановке, не умели расслабляться, отдыхать. Им всюду чудились враги.

Не случайно Афиногенов в своей знаменитой по тем временам пьесе "Страх" утверждал, что человеком, и особенно человеческими толпами движут четыре элементарных инстинкта: гнев, голод, любовь, страх.

Эти инстинкты толп наблюдал Сергей Степанович Чахотин — ученик Ивана Павлова, сотрудник Макса Планка, шеф пропаганды Веймарской республики.

Питирим Сорокин исследовал голод в Поволжье и пришёл к ещё более страшным выводам. От голода люди теряли человеческий облик. Развивалась голодная проституция, были зафиксированы случаи людоедства, кражи и пожирания чужих детей, поедания своих собственных детей — не говоря уже о такой малости, как слабоумие, апатия и потеря памяти.

ОВЛАДЕНИЕ ВРЕМЕНЕМ

В двадцатые годы философ и провидец Валериан Муравьёв написал книгу "Овладение временем как основная задача организации труда". Он писал о времени, которое можно будет свёртывать и растягивать, "прокручивать" заново, консервировать и хранить, извлекая его, если нужно, из резервуаров...

В сентябре 1919 года большевики приговорили Муравьёва к высшей мере социальной защиты, но — по прихоти всемогущего тогда Льва Троцкого — все же оставили в живых.

(Был в Троцком какой-то сатанинский пафос, магнетически воздействовавший на самых несговорчивых людей и заставлявший их повиноваться.)

Валериан Николаевич издал "Овладение временем" на собственные средства в Москве в 1924 году.

Потом он бесследно исчез, и время так и осталось тёмной, неосвоенной стихией.

МОНУМЕНТ

...Зимою 1920 года человек в шубе с собачьим воротником — поэт Алексей Кручёных лепил себе снежный памятник возле Большого театра.

Дважды подходил милиционер, справлялся, что это он тут делает, и, не найдя ничего предосудительного, возвращался на пост.

Торопились прохожие — к домам, где ждал морковный чай; везли на саночках дрова.

Ветер трепал бумажное оперение афишных тумб: расстрельные списки, поэтические вечера.

РОЖДЕНИЕ МЫСЛИ

Сергей Меркуров в тяжких раздумьях перечитывал декрет о монументальной пропаганде, подписанный Лениным и Луначарским: кому пролетариат ставит памятники.

В первом пункте декрета перечислялся ряд имён — более или менее известных и ничего не значащих.