Альфред Рессел - По дорогам войны

Дома, в Праге, готовясь к отъезду, я не раз думал о том, что этот поход с семьей напоминает чем-то марш-бросок тяжелой кавалерии. Он может быть удачным только в том случае, если весь долгий путь от Бельки до Югославии мы совершим одним махом. Как потом оказалось, та миявская ночь стала нашим спасением. Через две недели после того, как мы прибыли в Белград, никто из беженцев уже не смог сюда добраться. Толонцхаз в Будапеште был переполнен. Заваленные снегом дороги стали непроходимыми. Катастрофа постигла бы и нас, будь я той ночью 12 января менее решительным и твердым.

И вот мы стояли перед домом священника в Брезове под Брадлом. Я искал дверной звонок, и в. этот момент меня пронзило ранее незнакомое чувство чувство неуверенности перед закрытой дверью. Меня могли не впустить в дом, могли прогнать с порога или спустить собак. Все возможно. Я долго не решался позвонить, потом все-таки дотронулся до звонка, но нажать на кнопку у меня не хватало духу. Здесь, у двери чужого дома, я вдруг почувствовал себя нищим. Я отчетливо представил себе, как звонит нищий в дверь, что он ощущает, когда ему открывают, и как уходит, простояв напрасно у закрытой двери. Все было похоже. Мы были нищими. Наше имущество составлял маленький узелок с немудреной одеждой. Отверженные, бродяги, у которых не было крова и будущего, стояли мы у чужой, крепко запертой двери. Рядом стояли наши дети. Я не смог нажать кнопку звонка. Это сделал за меня капеллан.

Открыл нам немолодой уже господин с приветливым лицом и добрыми глазами. Он пригласил нас в дом. В дверях гостиной я остановился как вкопанный. В просторной, уютно обставленной комнате было тепло. Жена священника вязала, сидя в кресле. У ее ног мурлыкала большая черная кошка. Чуть слышно тикали часы. Дочь священника читала книгу. Большой стол в центре комнаты освещала неяркая лампа. По углам гостиной пряталась мягкая полутьма. Все излучало покой, мир, тишину.

"И это я украл у своих детей, лишив их домашнего очага", - пронеслось у меня в голове, и знакомая боль сжала сердце. Глазами своих детей я завистливо осмотрел комнату, в которой мы находились.

Жена священника участливо спросила, не голодны ли мы.

- Спасибо, мы ели, - поторопился ответить я за всех.

- Только мало, - раздался обиженный голос Милана. Впрочем, малыша можно было понять: время близилось к десяти часам вечера.

Священник Ян Лихнер сообщил нам добрые вести: через границу у Пусты-Федымеша можно перейти, только нужно взять с собой пенгё{4} и самогон; если мы решим сразу отправиться в дорогу, таксист Копецкий приедет сюда прямо сейчас же. Я согласился. Приехал таксист, поменял нам чехословацкие деньги на словацкие и венгерские и даже позаботился о чемодане для нас. Он был прав: вещи следовало хорошо упаковать. Уехать сразу нам не удалось - пришлось ждать еще двоих, которым тоже помогал священник и которые должны были ехать вместе с нами.

Около одиннадцати часов вечера мы наконец тронулись в путь. На улице стоял трескучий мороз: ртутный столбик показывал 31 градус ниже нуля.

В машине нестерпимо мерзли ноги. Милан спал на коленях у матери. Фред съежился от холода на заднем сиденье. Вконец измученные, мы с женой едва обмолвились парой слов. До Пусты-Федымеша через Врбове и Трнаву было немного-немало восемьдесят километров, и это в насквозь продуваемом старом рыдване. Наши спутники не горели желанием вступать в разговор. Они постоянно о чем-то шептались, чем вызывали у меня гнетущую неприязнь. Иногда я слышал отдельные слова, обрывки фраз. Кажется, они говорили о Будапеште, потому что часто повторяли название одной известной будапештской гостиницы.

Мы подъезжали к какому-то населенному пункту. Чтобы не молчать, я спросил у водителя, где мы находимся.

- Это Водерады, - ответил он.

- Водерады? - удивленно взглянула на меня жена.

Лучи фар выхватили на повороте угол какого-то дома, и снова все погрузилось в ночную тьму. Поразительная случайность! Волею судьбы мы оказались в тех местах, где родилась Франтишка и куда за шестнадцать лет совместной жизни я так и не смог выбраться.

* * *

Вот и Пусты-Федымеш. В кромешной тьме кто-то провел нас в пустую комнату, где, кроме стола, на котором стояла бутылка, и узенькой лавки, больше ничего не было. Время близилось к полуночи.

Милан сразу уснул. Фред и Франтишка отогревали у печки замерзшие ноги. Вошел какой-то мужчина, вежливо поздоровался и сказал, что он переправят нас через границу, как только представится случай. А пока предложил для бодрости выпить, благо за все уже уплачено. Он сообщил также, что граница тщательно охраняется с обеих сторон и только сегодня словацкие пограничники при помощи собак разогнали большую группу чешских беженцев. А посему, сказал он, мы должны строго соблюдать все его указания. Ничего себе хорошенькие новости!

Незаметно я рассмотрел незнакомца: небольшого роста, кряжистый, с мрачноватым взглядом, говорил резко и повелительно. Вошел и другой мужчина, помоложе, и, хотя на первый взгляд он тоже мог показаться замкнутым и нелюдимым, его лицо внушало мне доверие.

Я толком не помню, с чего началась их размолвка с Франтишкой. Поначалу они лишь хмурились, глядя на нее, потом не выдержали. Мужчина помоложе стал давить на материнские чувства Франтишки.

- И вам не жаль детей, которых вы лишили крова? - начал он. - Какая же вы после этого мать?

- Как вы можете спокойно смотреть на их страдания? - резко заметил другой.

Упрекам, казалось, не будет конца. Мы отмалчивались. Наконец Франтишка спросила:

- У вас есть дети?

- Дочь, - ответил молодой, - и я предпочел оставить ее дома вместе с женой.

- А ведь еще неизвестно, кто из нас поступил лучше по отношению к детям: вы, оставив дочь дома, или мы, взяв их с собой? - грустно проговорила Франтишка.

Прошел год. Страшный год. Мы снова встречали рождество. Первое рождество- в Англии. Помню, жена получила письмо из чехословацкой части, расквартированной где-то в Англии. Наш знакомый по Пусты-Федымешу извинялся за резкость, с какой он год назад разговаривал с Франтишкой и с горечью писал: "Я многое бы отдал сегодня за то, чтобы моя семья была рядом со мной..."

Потом пришел молоденький парнишка и сказал, что через границу поведет нас он. Довериться мальчишке? Мы ждали опытного мужчину, а увидели пятнадцатилетнего подростка. Первое впечатление, правда, бывает обманчивым.

- Держитесь на определенном расстоянии друг от друга, но меня из поля зрения же упускайте. Если упаду я, падайте и вы. Если вас обнаружат, бегите в сторону перепаханного поля и тихо там лежите, - напутствовал нас он. Что ж, говорил паренек довольно уверенно.

Я посадил Милана на плечи, и мы двинулись в путь. Сначала я шел впереди, а потом пристроился в хвост колонны: если головная группа наткнется на словацких или венгерских пограничников, мне с Миланом следовало иметь хоть какое-то время в запасе, чтобы удрать, Милану мы сказали, что идем на охоту, а чтобы не распугать всех зверей вокруг, нужно помалкивать. Оба ворчуна шли вместе с нами.