Феликс Люкнер - Морской Чёрт

У Фолклендских островов нас встретил сильнейший циклон. Вначале нам удавалось уходить от ветра. Судно хорошо шло попутным штормом. Но, чем больше свирепел шторм и бушевало море, тем опаснее становилось идти по ветру. Мы рисковали лишиться возможности сделать поворот. При повороте на фордевинд, стоит только упустить момент, и судну грозит гибель. Волны с кормы хлынут на палубу и сметут все, что им попадется на пути.

Мы волей-неволей продолжали штормовать по ветру и переживали жуткие минуты. Исполинские, волны набегали сзади и обрушивались на корму. Каждое мгновенье можно было ждать, что волны зальют корабль. Все имевшиеся у нас перлиня и тросы были нагромождены на юте, чтобы волны разбивались о них и теряли силу напора.

Наше судно под четырьмя парусами шло со скоростью десяти узлов, не считая скорости движения самих волн, которые несли нас с собой. Наконец, мы вошли в центр циклона, который, как известно, продолжительное время вращается в определенном направлении. Здесь царствовала мертвая тишина, Небо было усеяно звездами, но в окружающей дали море со всех сторон бушевало и кипело, как в котле. Непосвященный думает, что в центре ураган всего сильнее. Отнюдь нет ― здесь полное безветрие, но опасность от этого только усиливается. Разбушевавшиеся волны гонят со всех сторон к центру всю массу воды, которая напирает на судно. Из-за отсутствия ветра судно теряет ход и становится игрушкой в водовороте волн. Единственное спасение ― это как можно скорее пройти через центр циклона.

То один, то другой борт судна зарывался в море, и весь вопрос был в том, как долго выдержит рангоут и такелаж это свирепое мотание из стороны в сторону. От бешеной бортовой качки мы потеряли все стеньги. После получасовой нечеловеческой борьбы, которая буквально вытравила из нас все силы, мы, наконец, прошли центр урагана.

Буря снова заревела с удвоенной силой и весь такелаж, все брам-реи и марса-реи грохнулись вниз, запутались о штурвал и повисли за бортом. Палуба была полна воды. Ветер вдруг повернул па восемь румбов. Нам удалось как раз вовремя обрасопить оставшиеся реи. Прямо каким-то чудом мы выскочили из циклона. На палубе все было сломано и стояло вверх дном, в трюмах было полно воды. На наше счастье, мы долго шли попутным штормом и, благодаря этому, прошли значительное число миль. Для корабля, возвращающегося домой, это имело громадное значение. День и ночь приходилось теперь работать ― поправлять такелаж, выстреливать фальшивые стеньги, выкачивать воду из трюмов и т. и.

После 120-дневного перехода мы, наконец, пришли в Плимут. Вся команда списалась на берег, и только я и ещё двое остались на корабле. Часть новых матросов нам прислали из Гамбурга, остальных мы навербовали в Англии. Но это всё были кочегары, которые никогда еще не плавали на паруснике. Получилась жалкая команда. В Плимуте мы приняли в качестве груза мел в бочках. Груз этот занял мало места, и вся средняя палуба оставалась свободной. Только в кормовой отсек был погружен мышьяк ― 300 тонн ― в маленьких бочонках. Они, в силу своей тяжести, также заняли малое пространство грузовой площади. В общем такое распределение груза должно было неблагоприятно отразиться на остойчивости, судна.

Капитан рассчитывал сделать срочный рейс в Нью-Йорк. Но штормы, одни за другим, продолжали нас преследовать, и мы медленно подвигались вперед. Кочегары не могли ни стоять на штурвале, ни справляться с парусами. Они получали жалованье больше нашего, а мы должны были делать за них всю работу. Мы были сильно возмущены и срывали на них нашу злобу. Даже юнги, в обязанность которых входило убирать жилые помещения, отказывались делать приборку в кубрике, где разместились эти «пароходные ослы».

Наконец, в канун рождества погода впервые разъяснилась, и подул попутный ветер. После долгого перерыва можно было опять поставить брамселя. Удивительно было иметь, наконец, палубу сухой. Капитан решил торжественно отпраздновать рождество. Была сооружена ёлка из метел и голиков. Её украсили разноцветной бумагой и всякой мишурой. Каждый получил в подарок фунт табаку. Вдобавок, капитан выставил нам окорок и ендову с джонкой. Когда были зажжены свечи, депутация от команды отправилась на ют к капитану поздравить его с праздником, пожелать ему счастливого плавания и пригласить прийти полюбоваться ёлкой. Капитан пошел к нам на бак, кок вынес джонку. Мы все стояли наготове с чарками, чтобы чокнуться с капитаном. В этот самый момент с носа неожиданно налетает на судно «белый» шквал.

Его называют «белым», так как приближение его незаметно. Он налетел прямо спереди. Судно получило задний ход, фор-стеньга полетела за борт, за ней грот-стеньга, на палубе полнейший разгром, уцелели только мачты. Мы кинулись к снастям. С обоих сторон, справа и слева, свисал такелаж. Капитан бросился к штурвалу, под ним лежал полумертвый рулевой, весь израненный. Он умер через два дня.

Началась отчаянная борьба со стихией. Топорами стали обрубать концы. Паруса на нижних реях, единственные которые уцелели, приходилось выносить на ветер, чтобы как-нибудь дать ход судну. После четырех часов мучительной работы мы достигли того, что корабль был в некоторой степени у нас в руках. Нужно считать чудом, что при этом никто не был убит или смыт волнами, перекатывавшимися через все судно, потерявшее способность управляться.

Нанятые в Плимуте матросы залезли в кубрики и спрятались там, как кроты; ярость против них была так велика, что они не решались больше выходить на палубу. Шторм стал усиливаться до степени урагана. Мы боролись всю ночь и весь следующий день. На третий день средняя палуба не выдержала тяжести груза и провалилась. Многие болты сдали, и судно дало течь. Все бросились перегружать бочонки с мышьяком, большинство из которых лопнуло. Мы совершенно не отдавали себе отчета какой опасности нас подвергала эта работа. Распылившийся мышьяк причинил жестокие воспаления всего тела. Через несколько дней вся кожа у нас распухла. В конце концов, бочки с мышьяком были убраны, и мы отдались опять всецело борьбе со стихией. Судно имело большой дифферент на нос. В носовом трюме было три фута воды. «Все к помпам!» ― командует капитан. Мы качаем изо всех сил, но вода продолжает прибывать, а шторм все усиливается. Для поддержания сил прибегли к запасам спирта. Справиться с течью было едва ли мыслимо, но мы продолжали, что было мочи, налегать на помпы.

Вдруг налетает через палубу гигантская волна и сносит весь камбуз. Кок варил в это время кофе для нас и, чтобы самому немного согреться, сидел у плиты, упершись ногами в колосники. Его смыло вместе с плитой, котлом, кастрюлями и ящиком с углем. В последнюю минуту он выкарабкался наружу, схватился за трубу камбуза и, по-видимому, взывал о помощи. В бушевавшей буре, .мы не могли расслышать его криков. О спасении его нечего было и думать. У меня до сих нор в ушах слова, которыми напутствовал его находившийся рядом со мной старый матрос: «Держись крепче! Угля, чтоб добраться к дьяволу, у тебя ведь хватит».