Феликс Люкнер - Морской Чёрт

После всех этих неудачных приключений меня потянуло обратно на родину. Я нанялся на английский парусник «Пинмор» в на нем совершил самое длинное в моей жизни морское плавание ― 285 дней без берега ― от Сан-Франциско до Ливерпуля. Сначала мы без конца лежали в дрейфе из-за безветрия. У мыса Горна нам пришлось долго бороться со штормами. Самое неприятное было то, что продовольствия у нас имелось всего на 180 дней, в воде также был недостаток, да и, кроме того, вода пришла в негодность, так как волны залили водяные цистерны. В пути шесть человек умерли от цинги и сонной болезни. У всех распухли нижние части тела. Мы могли идти только под штормовыми парусами ― никто не в силах был работать на реях. Питаться приходилось впроголодь. Казалось, что сам дьявол поселился на нашем корабле. Ни одно судно не попадалось навстречу. Ни одно дождевое облако не слало нам дождя, все тучи проходили мимо. У островов Сцилли (юго-западная оконечность Англии) нам роздали последнюю порцию гороха. Когда, наконец, в канале к нам подошел буксир, мы встретили его общим криком: «Воды, воды!» Сколько мы ни пили теперь, все нам было мало. Жажда не утолялась, настолько иссушено было все тело.

После двухнедельного пребывания в госпитале, я расстался с судном и отправился в Гамбург. Я хорошо заработал и скопил больше тысячи марок. Полноправным матросом, гордо прогуливался я по городу. Был декабрь месяц, время Гамбургской ярмарки, когда устраиваются всякие народные увеселения. Тут был и чемпион-борец Линстулиан. 50 марок предлагалось тому, кто его победит.

Товарищи стали меня подзадоривать:

― Парень, не заставляй себе два раза повторять ― ты ведь подожмешь под себя этого типа.

― Нет, не стоит этого делать, мы ― в Гамбурге.

Но Линстулиан, услышав наш разговор, завопил:

― Ну, ты, захвати только с собой мешок, чтобы было в чем нести твои кости домой.

Этот выкрик я счел за оскорбление и поднялся на подмостки. Директор балагана радостно закричал:

― Пожалуйте, уважаемая публика, жертва нашлась!

Линстулиан, как бык, стал метаться из стороны в сторону. Мне дали одеть фуфайку с красно-белыми полосами и пояс. Палатка стала наполняться. Входную плату не замедлили тотчас же повысить.

Когда я вышел в новом одеянии на арену. Линстулиан посмотрел на мою мускулатуру и стал вести себя скромнее. Директор балагана продолжал свои выкрики.

Затем борьба началась. Вначале это была не правильная борьба, а просто проба сил. Он пытался было притянуть меня к себе и свалить еще до того, как был подан первый сигнал. Это привело меня в бешенство. Я стал наседать на него, но не мог его приподнять. Публика стала орать: «Ты ведь гамбуржец, ― ты должен справиться!» Какой-то боцман обещал мне 50 марок, если я выйду победителем. При третьем разе я поднял Линстулиана высоко над головой, перевернул его и бросил на землю. Балаганщик пытался уверять, что я не положил противника на обе лопатки, но публика в негодовании грозила разнести весь балаган. Мне заплатили деньги, правда, всего 20 марок, вместо обещанных пятидесяти, но я не хотел подымать скандала. Товарищи вынесли меня на руках в ближайшую пивную, где я, в качестве победителя, должен был приветствовать всех выпивкой.

После двух недель пребывания в Гамбурге я нанялся на парусную шхуну «Цезареа». Это было мое первое немецкое судно. Мы опять пошли в Австралию, на этот раз в Мельбурн. Капитан был толковый моряк, но скуп и мелочен донельзя. Он вместе с коком старался урезывать наш харч и всячески выгадывать на продовольствии. Как ни старался ему угождать в этом наш кок, но вскоре они поссорились из-за нескольких окороков, которые мы «отбуксировали» из кладовой. Капитан подозревал кока, что тот припрятал их для себя. В конце концов, кок кровно разобиделся и в Ньюкасле сбежал с корабля.

Таким образом, мы оказались без кока. Никто из команды не хотел занять его место. Наконец, капитан объявил, что если никто не желает добровольно взяться за камбуз, то он принужден назначить кока своей властью. Обратившись ко мне. Он спросил:

― Феликс, ты воду кипятить умеешь?

― Да, капитан.

― Ну, тогда шпарь в камбуз! И смотри, чтобы горох не пригорел.

Я был чрезвычайно рад назначению, надеясь добраться до всяких вкусных вещей в капитанской кладовой. Младший штурман показал мне. что и как приготовлять и где брать провизию. Я углубился в осмотр кладовой и набил себе полное брюхо сливами, сушеными яблоками, вареньем, опустошил также две банки пикулей, одним словом, подкормился на славу.

В первый день я сварил горох. Он удался, как нельзя лучше. Правда, я незаметно сунул туда кость от ветчины и влил бутылку красного вина из капитанских запасов. Капитан и команда не могли нахвалиться. «Вот так суп, Феликс, оставайся, брат, в камбузе, ты спец этого дела».

Похвала придала мне самоуверенности, но на следующий день горох пригорел. Мне приходилось слышать, что в этих случаях пускают в ход соду, но я не знал в каком количестве. Ну, думал я, чего её жалеть! Всыпал две полных пригоршни и добавил ещё лишнюю бутылку красного вина. Все опять были в восторге от супа: «Феликс, сегодня горох еще вкуснее, чем вчера, он как следует разварился. Как это тебе удаётся? Ты, Феликс, прирожденный повар».

Но... в шесть часов вечера сода подействовала. Капитан был три дня болен. Я вылетел из камбуза, и на мое место назначили другого.

Вскоре после этого происшествия капитан решил заготовить себе впрок колбасы. Нужно было зашить её в парусину и обсыпать известью. Дело это было поручено младшим матросам. Они вообще считаются более честными и менее испорченными. Такой жук, как я, неохотно подпускался к подобной работе. Но матросы получили издали некоторые таинственные указания. Была распилена палка от метлы. Затем от каждой колбасы отрезывался с обоих сторон кусок и, вместо него, зашивалась деревянная болвашка. Капитан вел строгий счет всем 160-ти колбасам, висевшим в кладовой, и, довольный, приговаривал: «Слава богу, ребята, что вы еще порядочные люди». Впоследствии он должен был разубедиться в этом.

В Мельбурне мы сдали свой груз и, приняв уголь, пошли в Калета-Буэна в Чили. Здесь нагрузились селитрой и взяли курс, чтобы идти в Плимут. В этом плавании я получил звание матроса I-го класса. В вахтенном журнале было написано, что я самостоятельно поставил фор-брамсель.

У Фолклендских островов нас встретил сильнейший циклон. Вначале нам удавалось уходить от ветра. Судно хорошо шло попутным штормом. Но, чем больше свирепел шторм и бушевало море, тем опаснее становилось идти по ветру. Мы рисковали лишиться возможности сделать поворот. При повороте на фордевинд, стоит только упустить момент, и судну грозит гибель. Волны с кормы хлынут на палубу и сметут все, что им попадется на пути.