Хроники судебных баталий. Реальные истории практикующего юриста - Ильдар Шамильевич Резепов
— имеют право пользования данным жилым помещением и проживают совместно с лицами, которым это жилое помещение передается в общую с несовершеннолетними собственность;
— проживают отдельно от указанных лиц, но не утратившие право пользования данным жилым помещением.
В исковом заявлении как раз было указано второе основание: Сергей когда-то жил с отцом, но переехал вместе с мамой в другую квартиру.
В соответствии с жилищным законодательством лицо, добровольно выехавшее из жилого помещения в другое жилое помещение для постоянного проживания, утрачивает право проживания, говоря юридическим языком, пользования жилым помещением. Однако, когда речь идет о несовершеннолетних, ни о какой добровольности речи быть не может: ребенок не волен принимать решения о месте проживания. Таким образом, у нашего истца были все шансы требовать признания договора приватизации жилого помещения недействительным.
В качестве еще одного основания истец заявил тот факт, что Анна со своей семьей по адресу приватизированной квартиры не проживала. Сергей утверждал, что Анна и члены ее семьи были зарегистрированы, но фактически не проживали в квартире.
Честно говоря, пришлось попотеть, работая над этим делом. В первую очередь необходимо было доказать тот факт, что истец, по словам Анны, не жил в квартире. А затем требовалось получить подтверждение, что ответчик с семьей в этой квартире действительно жили. С момента приватизации прошло более 15 лет, поэтому с получением доказательств возникли некоторые трудности.
После долгой беседы с Анной и ее семьей мы сформировали круг организаций, где могли быть документы с указанием адреса места жительства. Сначала мы получили документы из поликлиник: дети ответчицы родились в той самой приватизированной квартире и к ним ходила патронажная сестра, участкового педиатра вызывали на дом по этому адресу. Также были получены документы из детского сада и школы, где был указан адрес приватизированной квартиры. Кстати сказать, и детский сад, и школа находились рядом с домом со спорной квартирой.
С Анной и ее мужем было немного сложнее. В тот период они не обращались к врачам в поликлинику, никаких заявлений в государственные и муниципальные органы не писали. Оставались только документы, связанные с работой. Но за прошедшие годы Анна и ее муж не раз меняли место работы, так что надо было разыскивать работодателей, у которых они трудились на тот момент. Документы в итоге нашлись в архиве. При ликвидации организации должны сдавать все документы в городской архив, но трудность могла быть в том, что не все собственники такие ответственные. Впрочем, нам повезло, работодатели Анны и ее мужа оказались законопослушными, поэтому все документы сдали в архив. И в этих документах был указан тот самый адрес, по которому приватизирована квартира.
Все эти документы мы представили в суд, и теперь оставалось доказать факт непроживания в квартире истца. Для этого мы подали в суд ходатайство об истребовании доказательств: сведений из поликлиники и школы, которые относятся к адресу приватизированной квартиры по микрорайону. Сам истец в суд не приходил, воспользовавшись правом иметь представителя и не участвовать лично в судебных заседаниях. А представитель истца все время обещал уточнить эту информацию у своего доверителя, но каждый раз в суде говорил, что забыл спросить или спрашивал, но не записал и не запомнил.
Суд не может делать запросы по всем школам. А потому мы напомнили оппоненту, что обязанность доказать те обстоятельства, на которые истец ссылается в своем исковом заявлении, лежит именно на нем.
Судом были сделаны запросы в детский сад и школу, которые посещали дети Анны, поскольку эти учреждения расположены в микрорайоне спорной квартиры. Оттуда пришли ответы, согласно которым истец данные учреждения не посещал. Конечно, это не являлось прямым доказательством непроживания истца в квартире, но у истца в ответ нечего было представить. Поэтому пришли свидетели, которые все как один говорили одно и то же.
Суд оценивает доказательства в их совокупности по своему внутреннему убеждению. Так вот для того, чтобы убеждение судьи при оценке такого доказательства, как свидетельские показания, было на моей стороне, необходимо максимально дискредитировать свидетелей, заставить их ошибаться. Первый свидетель поплыл на вопросе, сколько было в квартире комнат: назвать количество не смог, хотя утверждал, что был близким другом семьи истца и часто бывал в квартире. Со вторым свидетелем было сложнее, его никак не получалось поймать на лжи. Но в один прекрасный момент свидетель рассказал, что, когда отец истца и ответчика заселялся в квартиру, он помогал заносить мебель и другие вещи на лифте на шестой этаж. Я был очень рад этому уточнению, ведь дом был без лифта и пятиэтажным!
Мы также пригласили свидетелей, которые, к слову, были не подставными людьми, как у нашего визави, а соседями Анны по лестничной площадке. Они подтвердили нашу позицию и, как ни старался адвокат истца, не сообщили суду информацию в пользу истца.
Суд вынес решение, которым в полном объеме отказал истцу в удовлетворении иска. Это решение было обжаловано, но суд апелляционной инстанции оставил его в силе.
Да, чуть не забыл. В ходе судебного разбирательства мною было заявлено о пропуске срока исковой давности. (Это важно, поскольку суд не применяет срок исковой давности без соответствующего заявления ответчика, соответственно, у суда нет обязанности отказывать в иске без такого заявления, даже если этот срок пропущен.) Сергей обратился в суд спустя 15 лет, а значит, срок ему нужно было восстанавливать. Адвокат истца подал заявление, в котором ссылался на несовершеннолетний возраст его доверителя, однако суд срок не восстановил, поскольку истец обратился спустя пять лет после достижения им совершеннолетия. Поэтому мы ко всему прочему заявили о пропуске истцом срока исковой давности.
В данном случае судья вправе не рассматривать гражданское дело по существу, то есть не допрашивать свидетелей, не запрашивать другие доказательства, если срок давности по исковым требованиям пропущен: истечение срока давности является самостоятельным основанием для отказа в иске. Но судья решил разобраться в деле досконально.
Мать истца была крайне недовольна исходом разбирательства — в адрес судьи, ответчика, его представителя, то есть меня, летели проклятья и оскорбления. Судья этого не слышал, а мы с моим доверителем не стали отвечать взаимностью, просто молча ушли. Однако на этом история не закончилась.
Спустя некоторое время Анна снова пришла ко мне с повесткой. Теперь в отношении нее шел процесс у мирового судьи по обвинению в оскорблении. Раньше оскорбление было преступлением, причем частного обвинения, то есть возбуждалось по заявлению потерпевшего. В настоящее время данное деяние декриминализировано, то есть трансформировалось в административное правонарушение, ответственность за которое предусмотрена не Уголовным кодексом РФ, а Кодексом
