Наталья Кончаловская - Волшебство и трудолюбие

Папа срезает гриб и кладет в корзину. А нож у папы тоже не просто ножик, это — произведение искусства, и я не могу не рассказать об этом ноже. Он сделан самим Петром Петровичем. Ручка выточена из куска старого вишневого дерева, в ножевую щель вкладывается лезвие, да не просто лезвие, а от старой косы, особой закалки стали, заказывалось оно слесарю, тонкое, прочное, изящное, вклепывалось в ручку вместе с дужкой, на которой можно было носить нож на ремне или цепочке, чтобы не потерять. Прелесть что за нож был у Петра Петровича! Он им и яблони прививал, и карандаши чинил, в вообще не расставался с ним…

Лес под Малоярославцем, где мы постоянно проводили лето на даче в Буграх, сентябрьский лес, в шесть часов утра еще весь туманный. Солнце взошло, но еще висит где-то низко над землей, и лучи его пронизывают бронзу и золото ветвей, пахнет прелым листом, грибами, отцветшими травами и смолой. Висят паутинки с алмазными капельками, а под ногами местами в побуревшей листве алеет брусника — последняя ягода года.

Где-то аукаются грибники. А грибники тоже люди особые. Я разделяю их на две категории. Первая — грибники-энтузиасты. Они любят грибы, страстно ждут их появления. Часто ходят в одиночку или по двое. В лесу их не слышно. Они священнодействуют, с вдохновенными, серьезными лицами медленно переходя от кустика к кустику, шуршат суковатой палкой по листве, аккуратно срезают гриб, осторожно кладут его в корзину, и одеты они во все старое, незаметное и похожи на сказочных лесных колдунов.

Они знают все повадки грибов и старого белого ни за что не срежут: пусть растет и осеменяется.

Вторые грибники совсем иной породы людей. Эти знают, где, когда и какие грибы надо брать. Ходят быстро, говорят громко, бесцеремонно, находят много, от корешков не режут, ломают как попало и, наскоро переодевшись и закусив, сразу бегут на ближайшую станцию, к поезду, и на рынок!

Там, уже заняв место за прилавком, они ловко и быстро отбирают грибы в кучки, сортируя и подсчитывая. Этот грибник — коммерсант. Кстати сказать, у них-то и может попасть в кучку опенок ядовитый, «ложный опенок», у которого шляпка подбита предательски зеленоватой сеточкой. Попади один такой гриб в кучку опят, и может быть смертельное отравление.

Опенок! И название-то какое поэтичное! А происходит оно от слова — «пенек». А как они растут на старом пне — семейками! И собирать их — одно удовольствие: чистенькие, светло-коричневые, мохнатые шляпки на длинных ножках, ни червь их не берет, ни слизняк. Нападешь на такой пенек — и за пять минут полна корзина.

В зарослях орешника всегда сидят покрытые ржавым листом большие воронки белянок, серые мохнатые грузди, рыжики в причудливых, полосатых, кружками, шляпках. Подосинники. Их красные шляпки заманчивы, ярки и сразу видны издали. И кажется мне, что называют их подосинниками не потому, что растут они под осинами, — мне лично они попадались совсем не в осиновом лесу, а там же, где белые, и называют их, видимо, не от слова «осина», а оттого, что стоит их взять за ножку за «под», как она моментально покрывается синими пятнами — подосинники. А вот березовики почти всегда растут под березами. Сорвешь его за пестренькую, как березовая кора, ножку, а изнанка у него всегда покрыта коричневым крапом — как веснушками. Но король все же — белый гриб, боровик, особенно если он не зачервивел. Обычно черви эти вызывают у нас какую-то брезгливость. Но однажды я встретила в лесу старенькую энтузиастку. Она увидела, как я, разбирая грибы, выбрасываю червивые, и сказала:

— А ты, милка, зря выбрасываешь эти грибки. Разрежь их и положи в холодную воду, все червячки-то и выползут. А знаешь, что они такое — эти черви? Из них ведь потом малюсенькие такие серенькие бабочки выходят, трепетушки такие…

Уж не знаю, так ли оно на самом деле, но почему-то я с той поры перестала брезгать грибными червями…

К девяти часам утра мы с отцом, набрав полные корзины белых, возвращаемся домой. Парусиновые брюки отца и моя юбка промокли насквозь. Оба мы в паутинках, иголках и желтых листьях на полях наших шляп. Оба голодные, усталые и счастливые. Быстро переодевшись во все сухое, мы идем в столовую. Там уже ждут нас к завтраку. На столе кипит самовар, в кринке холодное молоко, на блюде теплые булочки. Я вижу свое искаженное отражение в пузатом начищенном самоваре, и что-то из раннего светлого детства заполняет мне душу и память беспричинной радостью, и я смеюсь, в то время как папа, мешая ложкой крепкий чай в фаянсовой белой чашке, о чем-то крепко задумался.

— Да. Пожалуй, надо будет сейчас написать натюрморт с грибами…

Так начинались у Петра Петровича «замыслы». А как он говорил: упустить время «замысла» — это значит не осуществить его, и потому тут же, встав из-за стола, папа уходит наверх, к себе в мастерскую, предварительно отобрав из своей корзины нужные ему по цвету и фактуре грибы. Забирает он также и какой-то кувшин, поднос и еще что-то для будущего натюрморта.

Слышны его шаги наверху, передвигающаяся мебель, словом, началась повседневная работа — таинство, священное время «реализации замысла». Итак, Петр Петрович уносит грибы наверх, а я несу свою корзину — куда? Ну конечно, на кухню. Мое дело по-хозяйски распорядиться тем удивительным богатством, что мы приносим из леса.

Кухня в Буграх большая, старинная, с русской печью и большой плитой, с потемневшими от столетней давности бревенчатыми стенами, с лавками, столом и «ходиками», — все говорит о традиционности извечно русского приготовления блюд. В те времена мы с юности умели хозяйничать. Но самое интересное было приготовление всяких варений, солений и маринадов. Я всегда подсматривала, как это делают хорошие хозяйки, и пришла к выводу, что каждая — по-своему. И я совсем по-своему научилась мариновать грибы. И вот я начинаю: раскладываю грибы, сортируя на большие, средние и маленькие. Очищаю, промываю, разрезаю большие на четыре части, средние — пополам, а маленькие — целиком. Они скрипят в моих руках, блестят и пошевеливаются, набирая воду в губчатые шляпки. Теперь надо сварить их в большой кастрюле в подсоленной воде. Это займет не больше получаса, никак нельзя их недоварить или переварить. Теперь я откину их на решето, затем складываю в банку, заливаю холодной водой, тут же сливаю ее в отдельную посуду — это будущий маринад, к нему надо добавить еще один стакан воды на выпаривание. На каждый литр воды я кладу чайную ложку соли, две чайные ложки сахару, десять зерен перца, столько же гвоздичных зерен, корочку корицы, лавровый лист и четыре столовые ложки крепкого уксуса. Раствор ставлю на огонь и, когда закипит, высыпаю в него грибы, чтобы они доварились уже в маринаде. По всей кухне разносится терпкий, пряный аромат специй, а над кастрюлей стелется и клубится какого-то особого цвета пар. Грибы кипят на медленном огне еще полчаса. Затем я отставляю их, чтобы остыли. И тогда я осторожно вылавливаю дуршлагом грибы из кастрюли, и укладываю их в чисто вымытую банку и заливаю уже остывшим маринадом. Если поднести банку к окну, то увидишь в прозрачном, золотистом растворе необычайно красивые, коричнево-белые шляпки грибов. Тут их надо закрыть металлическими крышками и завинтить специальной машинкой. Пусть стоят до праздников…