Королева в ракушке. Книга вторая. Восход и закат. Часть первая - Ципора Кохави-Рейни
“Ты должна преодолеть это отчуждение и быть с ними”, – решительно настаивает он и продолжает расспрашивать о детях.
“Старшая не хочет вообще учиться и ведет себя агрессивно с другими детьми”. Она стесняется признаться, что приступы злости у дочери и стиль ее разговора действуют ей на нервы, доводят до содрогания. Преодолеть? Она не может унять эту дрожь при криках дочери. Да, она ненормальная, слишком чувствительна к злым капризам восьмилетней дочери. Наоми замолкает. Израиль человек умный и всеми почитаемый, но есть у него слабина, которая ей еще непонятна до конца. Она, Наоми, существует на пределе душевных сил, можно сказать, держится на последней нити благоразумия. В ее положении лучше, чтобы сильные женщины удочерили ее детей.
В одно мгновение она замыкается в раковине своего одиночества.
Израиль чувствует, как она из последних сил старается унять усиливающуюся дрожь. В отличие от нее, он бездетный бобыль. На пятом десятке он гоним судьбой с непроходящим чувством вины. Германские войска ворвались в Польшу, когда он там находился в качестве посланца Движения в организации “Ашомер Ацаир”, вместе другими членами делегации из Израиля. И когда грянула Вторая мировая война, он оказался в самом центре польского еврейства, мечущегося в состоянии хаоса и паники. В первый и последний раз он видел места своей молодости, за миг до того, как еврейство Польши со всем своим величием и красотой было стерто с лица земли. Он расстался с отцом Иегудой, сыном Израиля бен Цви, третьей его женой Хавой и сводными сестрами Фрумой и Мириам. Под рёв бомбардировщиков и взрывы бомб члены делегации бежали от нацистов. В долгом пути через Румынию на восток они добирались до Палестины. Чувство вины, подобно оковам, не отпускает его душу. Он не может себе простить, что не сумел убедить отца послать с ним сводных сестер.
Любимый отец, воспитавший его, женился на уродливой женщине после смерти матери Израиля. Три близких ему человека жили в нищете с тех пор, как он вернулся от дяди. Спали в одной не очень широкой кровати, ощущая теплоту отца и горячего тела мачехи. Когда ему исполнилось пять лет, отец соорудил ему постель в кухне из двух стульев и одеяла.
Любовь и отчаянье сквозят в каждом слове его трагического рассказа. Вторая мировая война закончилась, но ничего не известно о судьбе его семьи. Израиль ездит в Иерусалим, в организацию, занимающуюся теми, кто спасся из нацистских лагерей, пишет письма в Красный крест, разыскивая сведения о выживших в Катастрофе. Израиль тяжело вздыхает: отец прислал ему письмо перед захватом Варшавы нацистами, спрашивал, может ли сын прислать ему деньги, чтобы бежать в Палестину. Сын сообщил отцу, что сделает всё, чтобы послать ему деньги. Письмо вернулось. Отец и его семья не успели убежать.
В кибуце не очень любят говорить о диаспоре, но Израиль восстает против этой игры в молчанку. Его сердце полно любви к отцу, глубоко религиозному еврею. Он раскрывает душу перед бывшей любовницей Меира Яари – Шейнделе, с которой дружит давно. Длинные письма к ней более похожи на страницы дневника.
…Помню себя малышом. Сплю в одной постели с восемнадцатилетней двоюродной сестрой. Она часто пудрится. Мне очень нравится эта процедура и ее бесконечные споры с отцом и братом. Не понимаю, по какому поводу. Однажды один из ее братьев принес какую-то книгу. Дядя сильно рассердился и ударил сына подносом по голове. Вообще дядя был человеком странным. У него были голубые водянистые глаза. Был молчуном, занимался какими-то подозрительными делами. Однажды в доме делали обыск. Солдаты перевернули весь дом. Меня дядя любил, часто гладил по голове. Не помню, чтобы мне в этом доме кто-то сделал какое-нибудь зло. Наоборот, окружали любовью. Отец посещал нас по субботам. Был всегда мрачен и печален. Не знал, как со мной разговаривать. Приносил мне сладости. Хорошо помню ночи. Прижимался к двоюродной сестре, гладил ее. В три года очень интересовался ее телом. Эти ночи долго оставались в моей памяти.
Однажды пришел отец и сообщил, что забирает меня домой, к новой маме. Был зимний день, и отец повез меня на санях. Новая мама был некрасивой черноволосой женщиной, она любовно смотрела на меня своими черными глазами.
Дали мне какие-то игрушки, и я сидел в углу, сгорая от стыда, и молчал. Новая мама меня любила всю ее жизнь. Она была бесплодной, и я был ей за сына. Иногда она брала меня в свою постель, и я переживал то же самое, что со своей двоюродной сестрой. Не помню, чтобы когда-нибудь они укоряли меня или взывали к совести, что очень было распространено в те времена. Были ли им приятны прикосновения моих рук?
Помню много таких заигрываний с девушками намного старше меня. Все меня считали красивым мальчиком. Я до того привык к этому, что, если на новом месте мне этого не говорили, очень удивлялся. Новая мама была, по моему мнению, некрасива, но я был к ней очень привязан. Однажды я проснулся, головой уткнувшись в ее подмышку, но когда открыл глаза, увидел, что упираюсь головой в холодную стенку. Чувство разочарования от разрыва между прекрасным горячим сном и холодной реальностью преследовало меня долгое время. В ту же ночь, позднее, проснувшись, я слушал, как отец о чем-то переговаривается с мачехой, и впервые во мне проснулось чувство ревности и острое желание помешать их разговору. Затем пришло чувство раскаяния. Я научился сдерживаться. Образ новой матери глубоко лежит в моем подсознании. Иногда меня удивляет, почему меня влекут с такой силой к себе далекие от моих интересов женщины, и я совершаю невероятные усилия, чтобы преодолеть эти влечения. Только недавно я уяснил себе причину этих влечений. Первые сексуальные переживания ребенка влияют на его душу с невероятной силой. И еще. Мне было четыре года, и я учился в хедере. Привык сам ходить в школу. Однажды в дождь я шел в новых галошах. На улице ко мне пристал парень в “капоте” – одежде ученика йешивы, и предложил донести меня на руках до хедера. Я не знал, что ему ответить и мгновенно очутился у него на руках. На ступеньках хедера он ловко снял с меня галоши и скрылся. Я стоял и плакал. Мама объяснила мне, что это был обыкновенный вор. Так я узнал, какое зло может нанести человек, стал осторожным и