Лариса Васильева - Дети Кремля
«Мария Александровна отличалась отсутствием предрассудков и большой энергией (выделено мной. — Л.В.). При скудных средствах и большой энергии она была весь день занята, твердость ее характера проявилась во весь рост во время ее последующих испытаний…»
Анна Ильинична — о брате Владимире: «Самоуверенный, резкий и проказливый мальчик…»
«Вполне правильной педагогическая линия отца была для брата Владимира, большой самоуверенности которого и постоянным отличиям в школе представляла полезный корректив. Ничуть не ослабив его верной самооценки, она сбавила заносчивость…»
Читая такое, понимаешь, почему книга Анны Ильиничны не издавалась.
О религиозности отца вряд ли было уместно вспоминать в самые атеистические советские годы.
Об отсутствии предрассудков у матери — тоже.
О самоуверенности Владимира Ильича — тем более.
Конечно, не стала бы я искать подтверждения нелепицы о том, что мать столкнула сына с откоса. Но в воспоминаниях Анны Ильиничны неожиданно читаю: «Помню нижегородский откос — аллеи, разведенные по крутому склону к Волге, — с которого Саша упал раз и покатился, напугав мать. Очень ясна перед глазами картина: мать, закрывшая от страха глаза рукой, быстро катящийся вниз по крутому склону маленький комочек, а там, на нижней дорожке, некий благодетель, поднявший и поставивший на ноги брата».
Почему эта решительная и твердая женщина, отличающаяся большой энергией, не бежит опрометью вниз, за своим падающим с откоса ребенком?
Я опросила не менее сотни женщин, что бы сделали они в подобной ситуации. Все были единодушны — вниз! Некоторые предположили возможность шока…
Трудно судить.
В голове моей зазвучали слова Дурново из пьесы «Семья»: «Кто и как толкнул вашего сына?»
Сама толкнула вниз с откоса? И писатель Попов знал это?!
Нет, не о том говорил Дурново — не нужно притягивать за уши разные ситуации…
* * *Петербургская газета «Северная почта» от 11 мая 1866 года, рассказывая подробно о личности человека, покусившегося на жизнь Александра III, сообщает, что Дмитрий Каракозов в 1850 году окончил курс в Пензенской гимназии (Ульяновы тогда жили в Пензе, и Илья Николаевич преподавал в гимназии), поступил в Казанский университет, потом перешел в Московский. Пенза — единственное, что хоть каким-то намеком могло связать имена Марии Александровны и Каракозова. И сегодня в Пензе известен факт: семья Ульяновых и семья Каракозовых жили в одном доме.
Дмитрий Каракозов родился в 1840 году. Он был на пять лет младше Марии Бланк.
Александр Ульянов родился 31 марта 1866 года.
Дмитрий Каракозов стрелял в Александра II 4 апреля 1866 года.
Александр Ульянов взят под стражу за подготовку покушения на Александра III 1 марта 1887 года.
О чем говорят эти даты? Ни о чем. Разве что о возможности Александра быть сыном Каракозова. Или о том, что Ульянов мог готовиться вместе со своей террористической группой убить Александра III 4 апреля — день в день с выстрелом Каракозова, но осведомленная царская полиция взяла террористов более чем за месяц до назначенного срока. Однако для того, чтобы таким образом почтить память Каракозова, не обязательно быть его сыном.
Накануне покушения Каракозова нигде не могли найти. Матвеева высказывает предположение, что он присутствовал при рождении сына, а потом вернулся в Петербург.
Не докажешь.
Александр Ульянов стал студентом Петербургского университета. Он изучал кольчатых червей и не собирался менять их на революцию. Отец его умер в январе 1886 года. Александр на похороны не поехал — по воспоминаниям Анны Ильиничны, мать не хотела травмировать его (?) и не советовала приезжать, но сама Анна Ильинична на похороны отца приезжала. (Почему ее можно было травмировать?) Лето этого же года Александр Ульянов провел с матерью в имении Алакаевка. И, вернувшись в Петербург, стал готовиться к покушению.
Что повлияло на него?
Могла ли мать тем летом, после смерти Ильи Николаевича, открыть сыну тайну его рождения, если такая была, и юноша решил довести до конца дело Дмитрия Каракозова?
Мог ли кто-то еще, рядом с матерью, сформировать решение Александра идти путем террора? Кто? Покровский? Есть ли основания так думать?
* * *Анна Ильинична в своих знаменательных воспоминаниях пишет: «Брали мы Писарева, запрещенного в библиотеках, у одного знакомого врача, имевшего полное собрание его сочинений».
В другом месте этой же книги встречаем: «Мы читали с Сашей Писарева, которого тогда уже в библиотеках не выдавали, которого доставали у нашего домашнего доктора, имевшего полное собрание сочинений».
«Знакомый доктор», «домашний доктор»…
Иван Сидорович Покровский был этим доктором.
Почему Анна Ильинична, упоминая в мемуарах имена людей даже мало знакомых, опускает имя и фамилию человека, которому вместе с братом обязана столь важным чтением первых запрещенных книг, сформировавших их революционное сознание?
Не домашний ли революционно настроенный врач посоветовал Марии Александровне назвать Александру имя его настоящего отца, чем повлиял на весь последующий путь юноши?
Похоже, Анне Ильиничне неприятно сознание, что кто-то, встретив имя Покровского на страницах ее мемуаров, вспомнит тайну, и она прилагает все силы, чтобы тайна не всплыла.
* * *Валериан Назарьев, драматург и, как утверждает Наталия Николаевна Матвеева, автор пьесы о семье Ульяновых, заклеймен Анной Ильиничной в заметке, написанной ею по поводу опубликованных им в Симбирске воспоминаний об Илье Николаевиче Ульянове. Читая ее заметку, можно подумать, что Назарьев выступил против Ильи Николаевича.
В Ленинской библиотеке я получила назарьевскую брошюрку с панегириками отцу Анны Ильиничны: «Ульянов был просветителем целой губернии, строителем сельских школ, вечным просителем у земства лишнего гроша на школы… беспримерным тружеником» — и так до конца брошюры.
И была там одна лишь фраза, даже часть ее: «…не знал, что делалось в семье, как и чем занимаются дети». Анна Ильинична осуждает именно эту фразу, возмущается, пылает гневом: отец знал, что делалось в семье, и много времени уделял своим детям.
Вот в точности целиком «крамольная» фраза Назарьева: «Что делалось в семье, как велось домашнее хозяйство, откуда являлся новый вицмундир на место пришедшего в совершенную негодность старого вицмундира, каким образом в кармане оказался носовой платок, как и чем занимаются дети, ничего этого Ульянов не знал, благодаря заботливости своей жены».
Что плохого?
Анна Ильинична явно увидела в словах Назарьева не то, что он сказал, а то, чего она не хотела бы найти в этих воспоминаниях. К тому времени уже существовала его пьеса «Золотые сердца». 11 × 12 ноября 1882 года она шла на сцене Малого театра. Ее единодушно ошикали, признав примером проникновения в репертуар театра реакционных пьес в катковском духе, объявили пасквилем на молодежь, земских деятелей, интеллигенцию и вообще на все передовое общество.
