Юрий Дубинин - Дипломатическая быль. Записки посла во Франции
Наконец, я увидел посла. Настоящего, И не просто увидел, а оказался за одним с ним председательским столом. Он руководит комиссией. Задача комиссии отобрать примерно половину из нашей сотни для посылки за границу на стажировку. Такое происходит впервые в советском государстве. И комиссия (меня пригласили присутствовать как секретаря комсомольской организации наших курсов) проводит индивидуальное собеседование с каждым из нас. К чести посла, он старается вести разговор непринужденно. Все больше о литературе, о театре. Правда, иногда его подводит чуть повышенное желание не только на нас посмотреть, но и себя показать.
«А что Вы думаете о полетах в космос? — задает он вдруг вопрос Иде Косовой — хрупкой девушке, оказавшейся перед ареопагом из целого созвездия чинов. — В чем главная опасность, какова основная трудность, которую необходимо преодолеть для начала этих полетов?» — уточняет он.
Заметим в скобках, что разговор-то ведется где-то в январе 1955 года и еще далековато даже до первого нашего спутника.
Однако девушка ищет ответ, говорит, что, наверное, надо создать подходящие корабли, найти горючее, способное поднять их так высоко.
«Нет, — с улыбкой замечает посол, — все эти проблемы уже решены. Главное — как избежать столкновений там. С метеоритами. Представьте себе. Скорости большие. Удар! Как уберечься?»
«Ну, может быть, и это. В общем-то я не знаю», — честно признается девушка.
При таком характере бесед с каждым из слушателей комиссия работала два-три дня. Однако, кого именно она отобрала для поездки на заграничную стажировку, никому из нас, даже мне, пребывавшему за председательским столом, известно не было. Началось строгое по тем временам оформление, и только после его завершения в этот вопрос могла быть внесена ясность. Косвенным признаком было, однако, то, что человек пятьдесят были направлены в различные отделы МИДа со своеобразным статусом студентов, знакомящихся с работой министерства. Таким образом, я с двумя-тремя сокурсниками вошел в высотный дом на Смоленской площади, в Историко-дипломатическое управление. Нас приняли не без любопытства и весьма доброжелательно. Руководителем нашим был определен помощник начальника управления Б. Поклад. Несколько женщин трудились над обобщениями каких-то материалов. Молодой человек лет на 7–8 старше нас стучал на машинке. Он поведал нам свою необычную судьбу. Оказывается, он учился в нашем же институте. Пришел туда после фронта, успевал неплохо. И вот однажды пришло спецзадание — отобрать из старшекурсников группу молодых ребят посерьезнее для того, чтобы подготовить из них ускоренным темпом машинисток-стенографистов (иначе, видимо, не скажешь, потому что слово «машинист», видимо, вводило бы в заблуждение). Мотивировка состояла в том, что для стенографирования важных международных конференций требовались люди особо доверенные. В качестве привлекательной стороны дела представлялась перспектива частых поездок за рубеж и какое-то специальное положение в МИДе. Наш молодой человек предложение принял, курсы стенографии успешно окончил, после чего… стал вместе с несколькими такими же, как он, машинисткой-стенографистом министерства, как и все другие машинистки-стенографистки. В итоге, в то время как его сверстники, попав в МИД чуть позже уже с дипломами, начали восхождение по дипломатической лестнице, он отстукивал их материалы на машинке и мечтал догнать их, занимаясь заочно в Дипломатической школе.
Что делать с нами, в Управлении не знали. Мне вручили какую-то толстенную книгу на французском языке с просьбой сделать аннотацию, если в ней найдется что-нибудь интересное. Книга долго пролежала на полке до нашего появления в Министерстве, и чем больше я ее читал, тем больше утверждался во мнении, что она может спокойно покоиться там и дальше. Некоторое время спустя Управление кадров сформировало несколько групп по странам, и мне вместе с шестью товарищами было объявлено, что нас направляют на шестимесячную стажировку во Францию. Случай это был беспрецедентный. Видимо, поэтому мы проследовали через целую серию встреч и бесед на уровне довольно высокого мидовского начальства, включая начальника Управления кадров С. П. Козырева — советника-посланника первого класса. Запомнилась и встреча с человеком оттуда, из Парижа, советником нашего посольства А. С. Аникиным. Это был человек атлетического сложения, ростом под два метра (заслуженный мастер спорта по волейболу), с выразительными чертами лица, делавшими его похожим на американского актера. Всем своим видом — модным парижским костюмом, свободными манерами, умением говорить — он как бы демонстрировал, что профессия дипломата действительно элитная.
Однако, как бы ни были серьезны все эти беседы, каждый из нас хорошо понимал, что главная встреча — встреча уже не коллективная со всей нашей группой, а индивидуальная — это встреча на Старой площади, в ЦК партии. Действительно, не один выезд за рубеж в служебную поездку не мог в те времена состояться без беседы там. Хорошим признаком был уже сам вызов на такую беседу. Это означало, что все развивалось нормально, в установленном порядке: не станут же вызывать в инстанцию для того только, чтобы отвести твою кандидатуру от поездки за рубеж, — для таких неприятных новостей есть другие кабинеты и другие люди. Но имело значение, как с тобой поговорят в Высоком доме: обнадежат или, может быть, даже пожелают счастливого пути. Тогда остается только ждать формального Решения, и Рубикон благословения останется позади.
Такой вызов состоялся. Время стерло детали разговора. Велся он размеренно, солидно, в благожелательном ключе. Главное внимание уделялось всякого рода предостережениям насчет опасностей, подстерегающих «там» советских людей. Услышанные в первый раз они не звучали слишком ходульно, хотя были — по необходимости — стандартными (не забывайте брать чеки при покупках в магазине, живите строго по средствам, избегайте долгов даже в своем коллективе, не посылайте писем домой иначе, чем через диппочту, и многое в таком духе, вплоть до того, что, увидев на тротуаре монету, лучше пройдите мимо). Были предупреждения и насчет того, что не все, конечно, места в Париже достойны внимания советского человека.
Правда, звучали и явно новые нотки. Мол, миссия у вас необычная, постарайтесь получше познакомиться с Францией, получше ее узнать.
Наконец, зеленый свет был дан. Всем семерым: А. Богачеву, М. Бусарову, Ф. Иванову, А. Ивлеву, В. Рыбакову, Г. Соклакову. Меня назначили старшим по группе, своего рода старостой. Кроме того, с нами направили в Париж преподавательницу французского языка Нину Петровну Пименову, которой было вменено в обязанности обеспечение максимальной эффективности нашего пребывания в стране по части изучения французского языка. Нина Петровна была значительно старше нас. Мы никогда с нею раньше не встречались, но нас сразу подкупило то, что на роль классной дамы она не претендовала и свои руководящие функции не переоценивала. Так, значит, в путь!
