Фультон - Владимир Дмитриевич Никольский
— Мама, ты видела, видела? Она может ходить без парусов и без весел!
Об этой затее молодого Фультона рассказывают многие его биографы.
Откуда этот двенадцатилетний мальчуган выудил идею гребного колеса, которое через двадцать шесть лет с таким успехом он применит на своем пароходе? Знал ли он, что подобное устройство с конским приводом было на некоторых римских судах уже около двух тысяч лет назад? Читал ли он о печальном опыте гениального Дениса Папина за семьдесят лет до этого? Вряд ли попадалась ему и брошюра английского изобретателя Гулля, вышедшая в 1737 году, где говорится о таком же колесе, приводимом в движение паром. Здесь, повидимому, налицо пример замечательной интуиции, которой была так богата натура Фультона.
Ученье у мистера Греббля, между тем, подходило к концу. Почтенный ланкастерский педагог за четыре года полностью исчерпал запас знаний, которые он мог передать своим юным слушателям. Чтение, счет, умение писать с умеренным процентом ошибок, немного географии, а больше всего сведений из закона божьего о чудесах и жизни христовой — об этих вещах мистер Греббль рассказывал так, будто видел их сам.
Образование юных американских граждан гребблевской школы можно было, таким образом, считать законченным. Предполагалось, что запаса знаний, который удержится в их юных головах, вполне достаточно для дальнейшей успешной карьеры среднего американского гражданина.
Но Роберт Фультон никак не укладывался в понятие «среднего». Его способности к механике и рисованию были слишком заметны. Сам он больше склонялся к последнему. Но, увы, для дальнейшего учения нужны были средства, а их-то и не было. Мэри Фультон сделала, что могла — путем величайших усилий и непрерывной тяжелой работы она сумела поставить на ноги всю свою пятерку ребят. Все дети грамотны, все окончили школу. Старшей дочери шел уже восемнадцатый год, младшему Роберту — тринадцатый. Все, кроме Робби, уже находились при деле — в пастухах, в няньках, в рассыльных при лавке. Роберту надо бы еще поучиться. Ах, если бы Мэри еще немного прежней силы и бодрости — хоть бы годика на три! Но силы уже на исходе. Ноги слабеют, от холодной воды болят кисти рук, а сердце иногда колотится так, что в глазах начинают мелькать разноцветные искры.
Роберту страшно хочется уехать в большой город и учиться рисовать «по-настоящему». Но он понимает, что не имеет права мечтать о красивых картинах — он должен хоть немного помочь своей «ма».
Характер человека формируется, главным образом, под влиянием окружающего. Самые глубокие следы оставляют на нем примеры и впечатления детства. И если от своего незадачливого отца Фультон унаследовал стремление к новизне, «жажду к перемене мест», то живой и близкий пример матери укрепил в нем настойчивость, чувство долга и трудолюбие. Можно оказать, что Мэри Фультон создала Роберта не только физически, но и духовно.
Надо было решать — что же дальше.
Как это часто бывает в жизни, помог случай. Старый Дан искренно полюбил живого и способного мальчика. Мэри Фультон он глубоко уважал за ее удивительную работоспособность и любовь к своим детям. У Дана в Филадельфии жил и работал свояк — Авраам Смитсон, золотых дел мастер и часовщик. Дан посоветовал отдать ему Роберта на выучку, — Смитсон недавно писал, что ему нужен ученик.
— Расчудесное будет дело, мэм, сами рассудите немного! Мальчик отлично рисует всякие там узоры, а это для ювелира — первое дело. Заставьте меня выковать тележную ось в сорок фунтов — я управлюсь с работой за час. А вот выковать какой-нибудь легонький перстенек, которыми девушки любят украшать свои пальчики, то, хоть вы меня бейте на наковальне, у меня ровнехенько ничего не получится… А Роберт отлично управится. Он любит мастерить разную чертовщину, умеет высчитывать лучше нашего мастера, вот ему и будет, где развернуться. Если часы не самая трудная механика в мире, то можете назвать меня старым лжецом. Выходит, что и здесь Роберту будет над чем помудрить… Я читал, будто какой-то немец построил часы, которые играли гимны, показывали постные и скоромные дни, били в колокол и играли на флейте. Немец подарил часы самому королю и получил за них кучу золота. Отчего бы и Роберту не построить таких часов и не подарить их… Только кому? Королю Георгу не надо, лучше нашему великому Вашингтону! А? Вот было бы здорово!
И увлекшийся кузнец расхохотался, придя в восторг от собственной выдумки.
Роберт с жаром ухватился за идею старого Дана и не знал, как благодарить его за удачную мысль. Через несколько дней Дан собирался проехать по делам в Филафельфию. Дела у старого кузнеца, теперь уже владельца небольшого завода, шли с каждым днем все лучше. Хоть бы и не кончаться этой войне! Надо было подтолкнуть новый заказ, а такие дела удаются лишь, если, делать их лично.
День, когда у домика, где жила Мэри Фультон, остановился просторный дановский шарабан, запряженный парой сытых лошадок, был для нее одним из самых тяжелых дней после смерти мужа. Уезжал— кто знает, надолго ли — ее маленький Робби… Проводить Роберта пришли все его друзья и приятели, несколько соседок миссис Фультон и даже сам мистер Греббль. Он торжественно поднес своему бывшему ученику маленькую карманную библию, по его мнению, вещь первейшей необходимости в предстоящем плавании юного Фультона по житейским волнам. Бедный Роберт не знал, что ему делать — плакать или смеяться. Ведь впереди его ждет целая куча интересных вещей! Но надо расстаться с любимой «ма». Бедная, старая «ма»…
Старый Дан начал уже поторапливать с от’ездом.
— Долгие проводы — лишние слезы!
Еще одно судорожное об'ятйе, еще один поцелуй, и Роберт уже на козлах, рядом с возницей.
Сразу же за окраиной начались маисовые поля, пашни и огороды. Последний раз блеснула гладь городского пруда. Промаячил и скрылся шпиль колокольни. Прощай, старый Ланкастер!..
ФУЛЬТОН В ФИЛАДЕЛЬФИИ
Филадельфия неласково встретила молодого Фультона. Утром начался мелкий дождь и продолжался почти до конца путешествия. Дорога размокла, вязкая глина облепила колеса, лошади притомились, и вместо полудня в город приехали лишь к самому вечеру. Роберт, закутанный от дождя в лошадиную попону, с нетерпением ждал появления американской столицы. Наконец, заблестели желтые огоньки в окнах домов. Колеса запоыгали по неровной булыжной мостовой. Появились редкие масляные фонари. Замелькали прохожие. Чаще стали попадаться встречные экипажи. Проехал отряд конной милиции. Вот и улица, где живет свояк Дана. А вот и желтая вывеска: «Ювелир и часовых дел мастер Авраам Смитсон». Под вывеской, в скупых
