Джонатан Стейнберг - Бисмарк: Биография
...
«(Прусские дворяне) приносили в жертву свои жизни и состояния, служа государству; их верность и доблесть должны быть оплачены защитой со стороны правителей, и долг (правителя) – помогать обедневшим дворянским семьям и способствовать сохранению за ними земель, ибо они являются основой и опорой государства. В таком государстве не страшны никакие фракции и мятежи… одна из задач государственной политики должна заключаться в сохранении дворянства»3.
Фридрих был в долгу перед дворянством и осознавал это. Семья фон Клейст потеряла тридцать человек только в одной из его войн – Семилетней войне (1756–1763), и ее жертвы не были исключительными для Пруссии4.
Фридрих по праву считается действительно «просвещенным» королем. Он отличался незаурядным интеллектом, сочинял трактаты и замечательные письма – естественно, на французском языке: немецкий язык предназначался для слуг. Король поддерживал переписку со всеми светилами эпохи Просвещения, чем можно отчасти объяснить его безразличное отношение к религии. За два года до его смерти философ Иммануил Кант отметил в своем знаменитом эссе «Что такое Просвещение?» (1784): «Становится все меньше препятствий для всеобщего просвещения, избавления человека от добровольной умственной незрелости. В этом отношении наше время является эпохой Просвещения, эпохой Фридриха».
Наследие, оставленное Фридрихом Великим, имело такие долговременные последствия, влияние которых испытал на себе и Отто Бисмарк. Монарх первым подал пример обязательного, ответственного и всесторонне образованного суверена. Один из его высших чиновников Фридрих Антон фон Хейниц (а с ним согласились бы все министры и чиновники) записал в дневнике 2 июня 1782 года:
...
«Надо брать пример с короля. С ним некого даже сравнивать. Он работящий, полностью отдается делу, и для него долг превыше всего. Не найти другого такого же монарха, такого же рачительного и последовательного, способного так же бережно распоряжаться своим временем»5.
Фон Хейниц был абсолютно прав. В Европе не существовало монарха, подобного Фридриху, ни до него, ни после. Гениальные короли не появляются в результате генетической лотереи. Фридрих Великий оставил в наследство будущим монархам целый ряд основополагающих принципов государственного управления, и самый главный из них заключался в том, что король является прежде всего слугой государства. Этот завет вначале перенял Вильгельм I, как и другой не менее важный постулат: суверен не может достойно управлять королевством без предварительной тяжелой черновой работы.
Еще одной неотъемлемой частью наследия Фридриха была обязательная и особая принадлежность к классу «юнкерства», как называлось прусское дворянство. Служение короне определяло и самоидентификацию, и весь смысл жизни аристократов. Они служили в армии и дипломатическом корпусе, управляли провинциями и министерствами, но на первом месте всегда стояла служба воинская. В романе Теодора Фонтане «Irrungen Wirrungen»о любви между отпрыском из юнкерского сословия лейтенантом Бото фон Ринеккером и дочерью берлинского торговца цветами есть примечательная сцена, в которой молодой офицер идет к своему разгневанному дяде, приехавшему в Берлин специально для того, чтобы разобраться с племянником. Я передаю ее в собственном переводе: «У дворца Редера он встретил лейтенанта фон Веделя из драгунского гвардейского полка.
– Куда направляешься, Ведель?
– В клуб, а ты?
– К Хиллеру.
– Рановато.
– Ну и что? У меня ленч с дядей… Между прочим, он, то есть мой дядя, служил в твоем полку. Правда, давно это было, в сороковых. Барон Остен.
– Из Вицендорфа?
– Он самый.
– О, я же его знаю, то есть имя. Вроде бы даже родственник. Моя бабушка тоже Остен. Не он ли объявил войну Бисмарку?
– Верно, он. Знаешь что, Ведель? Тебе тоже стоило бы пойти. Клуб подождет. Там будут Питт с Сержем. Они появляются в час или три. Старина все еще без ума от драгунской синевы и позолоты. И в нем по-прежнему сидит пруссак, для которого только в радость увидеть Веделя.
– Ладно, Ринеккер. Только под твою ответственность.
– С превеликим удовольствием!
За разговором они не заметили, как дошли до места. Старый барон уже стоял у стеклянных дверей и посматривал на улицу: часы показывали одну минуту второго. Но он не стал выговаривать за опоздание и явно пришел в восторг, когда Бото представил ему лейтенанта фон Веделя.
– Сэр, ваш племянник…
– Никаких извинений. Герр фон Ведель, мы рады всем, кто называет себя Веделем, а тем, кто носит мундир, мы рады вдвойне и даже втройне. Заходите, господа. Мы отступим от этой позиции, занятой столами и стульями, куда-нибудь в тыл. Отступление не принято у пруссаков, но в данном случае оно желательно»6.
Этот небольшой эпизод показывает нам все, что надо знать о классе «юнкерства». Во-первых, они хорошо осведомлены друг о друге и зачастую оказываются в родственных отношениях. Во-вторых, они идентифицируют себя со своими полками так же, как англичане ассоциируются с теми или иными школами, колледжами Оксфорда или Кембриджа. Двое молодых юнкерских лейтенантов говорят кратко, рублеными, cut, а по-немецки schneidig, фразами. Когда пруссак-юнкер осведомлялся о ком-либо, то он первым делом спрашивал: Wo hat er gedient? («Где он служил?»). Имелось в виду, естественно: в каком полку? Старый барон не терпел опозданий и непременно отругал бы Бото, если бы тот не привел с собой драгуна-гвардейца Веделя. Бывалый воин воплощал в себе все добродетели прусского дворянства: преданность долгу, деловитость, пунктуальность и самопожертвование, основанные обыкновенно на лютеранском или евангелическо-протестантском благочестии и яростной, несгибаемой гордости. Женским чарам не было места в этом регистре юнкерских нравственных установок. Бисмарк после отставки говорил Хильдегард фон Шпитцемберг: «Первый пехотный гвардейский полк – это военный монастырь. Вместилище Esprit de corps(сословного духа) на грани безумия. Надо запретить этим господам жениться; я призываю тех, кто собирается выходить замуж за кого-либо в этом полку, отказаться от такой мысли. Такая женщина обвенчается с военной службой, эта служба сделает ее несчастной и доведет до смерти…»7
Близкий и давний друг Бисмарка Джон Лотроп Мотли, бостонский аристократ, учившийся вместе с ним в Гёттингенском университете, писал родителям в 1833 году: «Немцы делятся на два класса: «фоны» и «не фоны». Счастливчики, имеющие эти три магические буквы перед своими именами, относятся к дворянству или аристократии. Остальные, как бы они ни комбинировали буквы алфавита, все равно остаются плебсом»8.
