Григорий Ревзин - Ян Жижка

— Отхожу от Плзня в четвертый раз, — ворчит Жижка. — А без Плзня нет половины Чехии…

Гетман поднимает незрячее лицо кверху, к солнцу, выставляет руку, словно щупает несущийся навстречу ветер.

— Из Праги бросятся наперерез! — кричит он скачущему рядом Рогачу. — Вели, брат Ян, гнать быстрее!

— Кони у возовых в мыле, боюсь — пристанут…

— Пусть идут быстрей! — приказывает Жижка.

Рогач поворачивает назад, к гетману над возами.

— Пробиться бы через Конопишт, к Большому Табору, — подает голос Гвезда.

— Куда там!.. И думать нечего! Если не перехватят у переправы, пойдем левым берегом Влтавы на север. Только и сможем, что проскочить к Лабе. Там впереди? — спрашивает Жижка.

— Ни холма, ни оврага… До самого Мнишка ровная дорога, — пригибается с седла к Жижке Чернин.

— Знаю, что ровная, — досадливо прерывает тот, — не впервые здесь. Конников не видно? Пражских?

— Пусто.

Перебрались вброд через Влтаву и сразу попали иод удары преследователей. У Коловрат пришлось проложить себе дорогу с боем. С запада от Праги, от Чешского Брода с востока колонну теперь теснили сильные отряды пражан и панов.

В непрестанных изнурительных схватках, теряя людей и возы, колонна пробивалась к северу, дошла до деревянной крепостцы Костельца на южном берегу Лабы, захватила с налету крепость, заперлась в ней.

Костелецкие рвы обложили густой цепью отряды пражан, плзенцев, рыцарей карлштейнского- гарнизона. А позади осажденных — широкая Лаба. Ни моста, ни переправы…

Пан Дуповский от Костельца выслал верхового в Буду, к пребывавшему при дворе Ульриху Розенбергу. Розенберг принес Сигизмунду потрясающую весть:

— Трое суток гнали слепца от Плзня. Еле живой заперся в Костельце. Обложен десятитысячным войском. Он в мышеловке!

Сигизмунд изверился в победах над Жижкой:

— Мышеловка, пан Ульрих, хороша для мыши!

— Головой ручаюсь, ваше величество, уж здесь ему конец!

— Что мне в твоей голове, пан Ульрих?! Вот если бы голову седлацкого атамана!

А в Костельце Жижка выставил своих людей на стены — он ожидает приступа. Каменные ядра сыплются на городок. Смоляные стрелы подожгли несколько домов — дым от пожаров застилает все вокруг. Под защиту высокой церковной стены снесли раненых; за ними ходят таборитки.

— Смотри, береги коней! — приказывает Жижка гетману над возами. — Поставь их понадежней, хоть в это капище! — продолжает он, указывая на церковь.

Стоящий тут же Валечовский смотрит на Жижку удивленно:

— Будем пробиваться?

Там видно будет!.. Что ж, думаешь, станем дожидаться гостей здесь? У нас, на беду, и попотчевать их как следует нечем!

Прислонясь к крепостной стене, Жижка вслушивается в звонкие удары своих тарасниц, бьющих из крепостных бойниц, и ответные глухие выстрелы вражеских пушек. Какие-то звуки примешиваются к грохоту канонады, — слепец вытянул шею, склонил голову набок.

К нему подбегает Рогач.

— Слышу! — кричит Жижка. — Осадные пушки подвозят. Завтра, значит, пойдут на приступ. Сначала забросают камнями, а может, ядрами с человечьим пометом, как в Карлштейне. Они мастера на такие дела!..

— Будем пробиваться? — опрашивает и Рогач.

— Ты был у реки? — отвечает Жижка вопросом на вопрос. — Много там свалено бревен?

Рогач улавливает мысль первого гетмана:

— На три-четыре больших плота хватит.

— Сними со стены немедля всех наших плотников! Как стемнеет, пусть начнут вязать. Пусть вяжут наскоро цепями. Огней не жечь! Всего нашего времени осталось — до рассвета. Уйдем затемно или все поляжем здесь завтра… Иди!

Жижка стоит в глубоком раздумье. Солнце все слабее греет его обветренный лоб — скоро, значит, закат. Ночи теперь безлунные.

Тут он слышит торопливые легкие шаги. «Прокупек, — узнает Жижка. — А с ним рядом еще кто-то…»

— Брат Ян, — кричит Прокупек издали, — чудные дела творятся!

Затем, прильнув к уху гетмана:

— Пан Бочек гонца через реку прислал. Сам стоит по ту сторону с пятью сотнями в лесочке, в миле отсюда… Просит скорого ответа!

Жижка весь встрепенулся: «Вот он, случай!» Притянул к себе посланца, быстрыми пальцами прошелся по мокрому бородатому лицу, по плечам, мозолистым крестьянским рукам.

— Ты через Лабу вплавь? Так… А коня где оставил? Плыви назад и скачи, брат, что есть мочи к пану Бочку. Пусть ровно в полночь по дальнему броду неприметно перейдет на левый берег и сразу ударит по тем, — Жижка указал рукой в сторону, откуда бухали неприятельские пушки, — с тыла. Да пусть не ввязываются в большое дело, а чтоб только шуму побольше. Пусть палят из ручниц, гоуфниц, бьют в медь, кричат, трубят в рога. Наскочили — и назад… Еще раз — и назад. С разных сторон! Запомнишь, брат?

— Все запомню.

— А когда зажжем три огня тут на стене — значит, дело сделано: наша колонна уже на том берегу! Пусть тогда отходят врассыпную к броду… Там и встретимся. Дальше пойдем вместе.

Гинек Бочек Подебрадский поднял в ту ночь страшную возню в тылу осаждающих.

Пражане и католики опомнились от переполоха, только когда забрезжила ранняя июньская заря. Лучи солнца, залившие лабскую долину, осветили затихший, словно вымерший Костелец, широкую речную гладь, а за ней тучи пыли над рядами возов, мчавшихся во весь опор по прибрежной дороге на восток.

— Догнать! — завопил пан Костка.

— Перехватить! — вторил ему пан Дуповский.

В сумятице конные отряды бросились по южному берегу Лабы. Они быстро вырвались вровень с возовой колонной Жижки. Некоторое время противники мчались на виду друг у друга, но между ними лежала широкая, полноводная река.

Капитан всего войска Гашек Островский приказал тут конникам вернуться назад:

— Ни к чему это. Мост далеко, у Нимбурка. Мы бросим на слепца одних всадников налегке, а он сразу замкнется в возах. Надо итти с пушками и пешими!

Так и поступили.

А Жижка все допытывался у своего нежданного союзника, не ошибся ли тот, верно ли, что с Большого Табора идет помощь.

— Сам видел вчера верхового, — отвечал пан. — Швамберг прошел с возами Ледеч, идет, значит, на север…

— К ночи мы переправимся на тот берег, пан Гинек. Поскачем прямо на юг, навстречу Швамбергу. Найдем его возле Колина, а то и ближе! Эй, Рогач! — привскочил Жижка на возке и замахал над головой увесистой своей дубинкой. — Прикажи гнать что есть мочи! Кони у нас, небось, кормленые, отдохнули в Костельце наславу! Теперь — лететь на крыльях!

К вечеру возовая колонна таборитов без помехи переправилась на южный берег. Там на нее наскочили гонцы, высланные во все стороны Швамбергом. Через час таборитские колонны сблизились.