Федор Раскольников - Кронштадт и Питер в 1917 году

Тов. Пелехов считался у нас одним из левых, так что тов. Рошаль не раз шутливо называл его «анархистом». Теперь на пароходе тов. Пелехов познакомил меня с кронштадтскими настроениями, дошедшими до высшей стадии революционного напряжения, и пополнил мои сведения о партийных делах. Тут же он дал мне прочесть письмо тов. Ленина, обращенное к членам партии[146].

Это письмо окончательно укрепило меня в правоте своих взглядов на неотложность переворота. Тов. Ленин очень убедительно защищал эту идею, исходя из анализа реального соотношения сил. В пользу своей аргументации он приводил не только логические выводы, но и подкреплял их статистикой выборов в Советы и городские думы. Окончательный вывод был таков, что подавляющее большинство рабочего класса и значительная часть крестьянства стоят решительно за нас. Жажда мира обеспечивает нам большинство солдатской массы. Политическая атмосфера накалена до крайности. Настало время пролетарской революции, свержения ненавистного правительства Керенского и установления диктатуры рабочего класса и крестьянства. Этот момент не должен быть упущен. Дальше ждать нельзя. Революции угрожает опасность. За нами верная победа.

Блестящее письмо Ильича — этот революционный призыв к восстанию, пламенный зов на баррикады — как нельзя более подняло мое настроение.

Наш маленький катер уже приближался к Кронштадту. Издали сверкали огни «красного острова», они становились все ближе и ярче, пока, наконец, катер не проскользнул военную гавань.

Несмотря на поздний час на летней пристани, в парке, перед памятником Петру Великому, стояла большая толпа моряков и рабочих. Оказывается, товарищи готовили мне встречу: раздались знакомые звуки морского оркестра. Катер ошвартовался.

Тов. Энтин, стоя на пристани, сказал несколько теплых приветственных слов. Весь под впечатлением возбуждающих слов тов. Ленина, я произнес горячую речь. Все точки над «i» были поставлены. После короткой уничтожающей характеристики режима Керенского я в заключение употребил такую фразу: «Временное правительство инкриминировало мне призыв к вооруженному восстанию. Но это была наглая ложь. Тогда я призывал вас, кронштадтцы, не к восстанию, а всего только к вооруженной демонстрации. Но сейчас я говорю вам: восстаньте и свергните это ненавистное буржуазное правительство Керенского, которое гноит в тюрьме большевиков, держит Ленина на нелегальном положении и, не останавливаясь ни перед чем, душит революцию».

Я тотчас заметил, что чем резче, решительнее, определеннее были слова, тем более сочувственный отклик они вызывали. Даже для Кронштадта, который в течение весенних и летних месяцев 1917 г. буквально кипел, эта атмосфера крайнего революционного подъема была необычна. Чувствовалось, что ненависть к Временному правительству достигла высших пределов и мысль о его свержении гвоздит голову каждого сознательного рабочего, матроса и солдата.

По окончании речей мы пошли в здание партийного комитета. По установившемуся в Кронштадте обычаю, товарищей, которым устраивалась встреча, сейчас же подхватывали на руки и несли, возвышая над толпой. Я не успел опомниться, как сильные, мускулистые руки матросов схватили меня с разных сторон и медленно понесли. Признаюсь, я чувствовал себя не совсем удобно: ощущение неловкости было несколько похоже на то, которое я пережил в Японии, когда однажды мне пришлось ехать на рынке.

К счастью, помещение партии было очень близко: всего в нескольких саженях от пристани. Кронштадтский комитет сравнительно незадолго перед этим переехал в здание бывшего военно-морского суда. Мы поднялись на второй этаж. Огромный судебный зал с сохранившимся красным сукном, торжественно покрывавшим длинный стол, и высокими, чинными судейскими креслами был полон народу. Там, где еще недавно судили революционных моряков, вынося им беспощадные приговоры, сейчас сидели те же самые моряки-революционеры, но с гордым, независимым видом судей буржуазного класса и вершителей судеб революции.

Здесь мне пришлось выступить с пространной речью. Имея в тюрьме широкий досуг, добросовестно читая почти все русские газеты, я располагал порядочным материалом и мне не трудно было в течение полутора часов ознакомить с ним товарищей, несмотря на физическую усталость, уже овладевшую мною к концу этого утомительного первого дня свободы.

По окончании доклада, уже поздней ночью, мы, старые друзья 110 Кронштадтскому комитету, собрались» отдельной комнате за чайным столом. Здесь были почти все активные работники Кронштадта, вместе с которыми было мало прожито, но так много пережито в каких-нибудь четыре бурных месяца — с февраля по июль.

Вся «старая гвардия» кронштадтцев была налицо.

Молодой врач тов. Л. А. Брогман, только что окончивший Юрьевский (Деритский) университет, застенчивый, с приветливой улыбкой и мягкими, добродушными глазами; он был у нас общим любимцем. Мало выступая на митингах, он принимал участие в руководящей партийной работе, и Кронштадтский комитет неоднократно возлагал на него разнообразные задания, большей частью организационного характера. Сверх того, тов. Брегман вел активную политическую работу среди команды учебного корабля «Заря свободы» (бывший «Александр II»), который, к этому времени сойдя на положение старой калоши, сохранил свое вооружение, состоявшее из восьми 12-дюймовых орудий в 40 калибров.

Этот архаический корабль был нашей главной боевой силой, и настроению его команды придавалось первостепенное значение. К чести «Зари свободы» нужно сказать, что его команда все время была стойкой и непоколебимой опорой партии большевиков. Позже, во время Октябрьской революции, «Заря свободы» была отправлена в Морской канал для обстрела банд Керенского и Краснова на случай их приближения к Питеру.

Другой кронштадтский работник, тов. В. И. Дешевой, выступал на митингах на Якорной площади, писал статьи в редактировавшемся мною и Смирновым органе Кронштадтского комитета «Голос правды», а также вел научно-пропагандистские занятия с рабочими и матросами Кронштадта.

Тов. П. И. Смирнов, студент Политехнического института, с большим увлечением ушел в литературную работу, просматривал поступавший материал, писал статьи, следил за технической постановкой нашей газеты и ночами просиживал в типографии. Тов. И. П. Флеровский принимал непосредственное участие в работах партийного комитета, посещал заседания Кронштадтского Совета, наряду с другими товарищами руководил деятельностью его большевистской фракции и вел пропагандистскую работу, систематически читал лекции. Тов. Энтин являлся митинговым агитатором, выступавшим от имени Кронштадтского комитета в тех случаях, когда требовалось участие нашей партии; в результате частых выступлений он хорошо натренировался в полемике с меньшевиками и анархистами. Кроме того, тов. Энтин сотрудничал в «Голосе правды», где одно время он вел «Обзор печати».