В борьбе с большевизмом - Павел Рафаилович Бермондт-Авалов
Привет Вам, борцы за единение России. Еще раз спасибо за высокое отличие и мой низкий поклон всем чинам моей доблестной Aрмии.
Командующий Армией генерал-майор князь Авалов».
В Муравьево мне пришлось натолкнуться и на французов. Войска мои продолжали отходить. Мне доложили, что поезд, в котором я должен был ехать, готов.
На вокзале, куда я прибыл, меня встретило огромное количество людей. На платформе был построен почетный караул от всех частей войск, который и встретил меня. Направляясь к моим войскам, я по дороге встретил французских офицеров, которые, отдавая приветствие, угрюмо кидали взгляды на меня из-под рук, поднесенных к фуражке. Я угадывал их любопытство, прикрытое явным недружелюбием.
Поздоровавшись с караулом, я обратился к нему с соответствующей речью, в которой охарактеризовал действия «союзников» и еще раз подчеркнул нерушимость начатого мной дела единения России и Германии.
Моя речь к армии, вслед затем грянувшее «ура» и то обстоятельство, что солдаты кинулись ко мне, зажженные чувством подъема, с заготовленными ими заранее моими фотографическими карточками с просьбой сделать им надписи, конечно, произвели впечатление на «союзников». Они убедились с достаточной яркостью в истинном настроении в моей армии. При громких криках «ура» мой поезд отбыл на Шавли.
В 20 верстах от Шавли меня встретил Генерального штаба гауптман Финтельман и лейтенант Книрим, приехавшие на паровозе. Они передали мне фрукты, вино и пр. и просили меня не останавливаться в Шавлях, объяснив это тем, что никого из старших военных начальников там нет; просили проехать мимо, прямо на Тильзит. Я понял их просьбу, угадав между слов опасение: дело в том, что скопившиеся на вокзале в Шавлях офицеры и солдаты мои были так настроены, что присутствовавшей там междусоюзной комиссии Нисселя угрожала опасность. Я не ошибся, так как, проезжая замедленным ходом через Шавли, я видел массу флагов, оркестр играл национальный русский и германский гимны и солдаты кричали «ура».
Латышский броневой автомобиль, взятый с боя ручными гранатами восьмью солдатами храброго Егерского батальона «Железной дивизии». Офицеры и прислуга были взяты в плен.
Отойдя от окон, я задумался о том, какое громадное преступление совершили «союзники» в лице генерала Нисселя против моей Родины.
Чувство, испытанное мной тогда, живет во мне и теперь.
С началом отхода армии и литовцы стали проявлять активность: они пытались сбить русско-германские части, прикрывавшие Радзивилишки и Шавли, однако безрезультатно. Не решаясь после этого на открытые нападения, литовцы ограничились обстрелом поездов, шедших из Митавы.
1 декабря германские добровольцы заняли район Шавли – Пошеруны, pycские сосредоточились в районе станции Муравьево, отряд капитана Плеве отошел к Мемелю. Всем было уже ясно, что продолжать борьбу невозможно, что эвакуация неизбежна.
К этому времени командование армии было поставлено в известность относительно дальнейшей участи русских частей; так германский комиссар для Прибалтийского края адмирал Гопман, член военной комиссии генерала Нисселя, официально уведомил:
«Воинские чины русской национальности эвакуированные в Германию могут или остаться в Германии или быть, впоследствии, через Гамбург морским путем отправлены к генералу Деникину. Эта отправка будет проведена в жизнь исключительно за ответственностью Германии».
Комиссия союзнических держав по эвакуации Прибалтийского края официально сообщила, что считает необходимым поставить в известность воинских чинов русской национальности о нижеследующем:
«1. Державы Согласия готовы оказать свое содействие тем, которые желают отправиться в армии генерала Юденича для борьбы с большевиками.
2. Всем остальным воинским чинам русской национальности надлежит быть эвакуированными в Германию, причем державы Согласия отклоняют от себя какую-либо ответственность за дальнейшую их судьбу.
Имея возможность предложить только два эти выхода, комиссия не намерена оказывать какого-либо давления в пользу того или другого из них. Пусть выбор будет сделан каждым свободно, согласно своему убеждению».
Оба эти предложения были объявлены в приказе по армии.
Представители союзнической комиссии в последних числах ноября прибыли в Шавли и Муравьево, дабы иметь непосредственное наблюдение за эвакуацией: при их посредстве было заключено перемирие с литовцами и латышами на время эвакуации армии, которая должна была закончиться к 15 декабря: эвакуация русских – к 5-му, а германцев – к 15 декабря.
1 декабря началась отправка первых русских эшелонов в Германию – в район Нейссе, Оппельн и Альтенграбов – места интернирования армии.
Перед посадкой в вагоны военные представители Антанты предлагали отправиться в армию генерала Юденича. Из всей армии записалось: из корпуса имени графа Келлера 20 солдат и один офицер, причем многие из этого числа вместе с офицером подлежали преданию суду за мародерство. Остальные же чины корпуса имени графа Келлера даже не пожелали разговаривать с представителями Антанты. Из отряда полковника Вырголича пожелал отправиться в армии генерала Юденича – конный полк в составе 300 человек под командой полковника Маркова. Вообще же армия предпочла отдать свою судьбу в руки Германии, с сынами которой она боролась за общее дело.
В Германии мои войска были встречены необыкновенно радушно; на станциях развевались pycские и немецкие флаги, играли оркестры, произносились приветственные речи, в которых подчеркивалась необходимость укрепления той честной связи и дружбы, основу которой мы положили. Офицеры при переходе границы получили по 250 марок, солдаты – по 150 марок.
Попытка Антанты обезоружить мои войска потерпела поражение; на требования членов межсоюзной комиссии, где особенно ретиво показали себя французы, руководимые генералом Нисселем, чины армии ответили тем, что выкатили пулеметы, угрожая «союзникам» открытием по ним огня.
Французы сочли благоразумным оставить в покое войска «бешеного Авалова»[45].
Особой теплотой приема отличался город Нейссе, комендантом которого был чрезвычайно корректный, благородной души человек – майор Ленерс.
По его распоряжению эшелоны мои встречались с музыкой при громких криках «ура», офицеров и солдат ожидало прекрасное помещение и отличная пища. Надо отметить, что все они имели кровати, по две простыни, подушки и одеяла. Внимание к офицерам и солдатам, как участникам общих непомерных трудов, перенесенных в Прибалтике, где мы заложили первый камень русско-германского союза, было трогательным и сердечным. Мне также было оказано особое внимание как представителями города, так и прессой.
Помещаю две из этих статей, сохранившихся у меня.
Вот первая из них, напечатанная в «Neisser Zeitung»
