Вадим Бойко - После казни

— Откуда ты прибыл в Аушвитц?

— Из Мысловицкого лагеря, а перед тем сидел в краковской тюрьме, в Моабитской.

— Да ты заслуженный гефтлинг, со стажем и опытом! Ну что ж, тем лучше. Хорошо и то, что владеешь немецким.

Я опять поблагодарил Ауфмайера, понимая, что все услышанное — всего лишь преамбула.

— Тебя никто не обижает?

— Никто. Я глубоко благодарен вам, герр блокфюрер.

— А теперь открой-ка эту тумбочку и вынь из нее пакет. — Я повиновался. — Там буханка белого хлеба, колбаса и маргарин. Все возьмешь себе, — сказал Ауфмайер, не сводя с меня пристального, изучающего взгляда. — Ты давно был в Моабите?

— В мае прошлого года, герр блокфюрер.

— Тебе случайно не приходилось там слышать о Вилли Шмидте?

— Не только слышать. Я имел счастье сидеть с ним в одной камере, в сто сорок четвертой. Великий гангстер был у нас старостой, — ответил я, чем очень обрадовал Ауфмайера.

Он просто загорелся весь. Поднявшись с подушки и расстегнув китель, долго расспрашивал меня о Вилли Шмидте.

Несомненно, его прошлое было прочно связано c этим гангстером.

Ауфмайер смотрел на меня почти с нежностью.

После того как я рассказал о Вилли все, что знал, Ауфмайер минуты две молчал, довольно потирая руки, оживленный и радостный. Я тоже был рад, что все идет пока гладко.

— Со мной не пропадешь, мой мальчик. Ты умница, видать, умеешь и организовывать! В моем блоке ты будешь как у Христа за пазухой. Я тебе доверяю и хочу, чтобы ты кое-что делал для меня.

Я заверил Ауфмайера, что на меня он может положиться, как на самого себя.

— Хорошо. Но предупреждаю: язык держи за зубами! Если где-нибудь что-либо сболтнешь, мгновенно переведу тебя в гиммелькоманду. У меня это просто.

Понял?

Я вытянулся в струнку, сказал, что буду нем как рыба и сделаю все, что он пожелает. — Завтра повезешь на склад команды «Канада» кессели с едой. Кроме кесселей, доставишь туда фляги со спиртом и отдашь их капо Вернеру. Вернер — широкоплечий, белобрысый парень, ты его легко отличишь: на груди у него зеленой тушью вытатуирован орел, а на кисти правой руки — якорь. Вернера отличить может даже слепой, да тебе и не нужно будет его искать — он сам примет кессели. Скажешь ему, но так, чтобы никто не услышал, что половина камушков, переданных им в прошлый раз, фальшивые, поэтому за ним должок. И пусть не скупится.

— Все будет сделано, герр блокфюрер.

— Я тебе доверяю. Но имей в виду: попадешься — всю вину катай на себя, меня не впутывай! Спросят, откуда спирт, скажешь, что стянул в комнате блокового, а мы засвидетельствуем, что фляги со спиртом, изъятые из чешских и немецких посылок, действительно кто-то украл. В крайнем случае тебя отдубасят и отправят на перевоспитание ко мне. Двадцать; пять ударов выдержишь запросто, потом отлежишься в блоке. Кормить будем хорошо, поправишься быстро. Но лучше, конечно, не попадаться. Если же струсишь, тут уж ни я, ни сам черт тебе не поможет.

— Можете не сомневаться, герр блокфюрер. Я вас не подведу.

— Как ты думаешь пронести фляги?

— Сперва надо на них посмотреть.

Беззвучно, словно водяной жук, проплыв по комнате, он с помощью перочинного ножика открыл потайной ящик письменного стола и вынул оттуда две металлические продолговатые и плоские фляги. При этом пальцы его рук мелко дрожали, как у карманного воришки. Мягкие и чрезвычайно осторожные движения да и вся манера держаться — все выдавало в нем выходца из уголовного мира. Показалось, что передо мною не эсэсовский офицер, а обыкновенный вор, из тех, что считали себя интеллектуалами, королями уголовного мира, профессорами «культурного» грабежа и афер.

Блокфюрер передал мне фляги. Пока я рассматривал их, Ауфмайер смотрел на мои руки. Его внимание привлекли многочисленные рубцы и шрамы.

— Что это? — спросил он.

— Память гестаповской тюрьмы, господин блокфюрер.

Ауфмайер засмеялся:

— Результат собеседования «по душам»?

— Так точно, господин блокфюрер.

— Да-а… у гестапо мертвая хватка… — посочувствовал блокфюрер. — Ну так ты придумал, как пронесешь эти фляги?

Я вертел в руках фляги емкостью с литр каждая. Обычные пробки в них сверху закрывались плотно завинчивающимися колпачками, что обеспечивало полную герметичность. Работа явно кустарная, хотя и ювелирная. Каждая фляга толщиной сантиметра в четыре, вытянута по форме в длину, с одной стороны вогнута, а с другой — выпукла. Сверху у горлышка и снизу под донышком было припаяно по два ушка для шнурков, чтобы ее можно было привязать к бедру или туловищу.

Я сказал Ауфмайеру, что лучше всего прятать с таким расчетом, чтобы брючный ремень проходил посередине каждой фляги и плотно прижимал их к животу. Как правило, обыск проводится снизу вверх. Обыскивающий приседал на корточки и ощупывал ноги, бедра. В момент, когда он выпрямлялся, чтобы обыскать выше, нужно резко втянуть живот, фляги, освободившись от давления ремешка, незаметно скользнут по ногам в кальсоны, которые внизу должны быть завязаны штрипками. Лагерные штаны очень широкие и мешковатые и как нельзя лучше замаскируют такую манипуляцию.

Ауфмайеру не терпелось немедленно проверить предложенный мною способ. Я спрятал фляги под белье, затянул ремешок, а он, присев на корточках, начал обыск. Результаты оказались блестящими.

— Чудесно! Молодец! Изумительно! — не переставал восхищаться блокфюрер. — И все так просто и надежно. Это замечательно, друг мой! — Он закурил и, глядя на меня умиленно, спросил: — А как ты думаешь пронести золото, когда будешь возвращаться?

— Можно в кесселе. В кесселе двойные стенки, и между ними для изоляции поставлена пробковая прокладка. Часть прокладки придется вынуть и в образовавшийся тайник прятать золото, закрыв его той же прокладкой, да еще для маскировки облить баландой. С таким кесселем можно пройти через любой контроль. Разумеется, кессель нужно подготовить заранее.

— Вариант великолепный, но мы его отбросим, чтобы не втягивать кухонных работников. Круг лиц, посвященных в это дело, нужно сузить до минимума. Есть более простой вариант: золото будешь нести во рту.

— А если велят открыть рот?

— Исключено. Тем более что я кое с кем договорился. Но вообще, конечно, чего не бывает. От случайностей никто не застрахован. Главное — ни в коем случае не признаваться, кому несешь. Нужно сказать, что взял для себя с целью выменять на хлеб. Обо всем прочем я позабочусь сам. Не подведешь?

— Можете не сомневаться, господин блокфюрер.

— Ладно. Завтра повезешь обед в команду «Канада». Но тебе нужен надежный помощник.