Рождённый в блуде. Жизнь и деяния первого российского царя Ивана Васильевича Грозного - Павел Федорович Николаев

Приложение

В ужасах душегубства Россия оцепенела

«Настоящее ужасало будущим»

Первые 13 лет после венчания Ивана IV на царство (1547–1560) прошли, как говорили современники, «в тишине и управе». Но после смерти Анастасии, супруги царя, всё изменилось вдруг и разом: образцовый правитель и семьянин превратился в тирана и развратника. Русские летописцы писали о том, что к тишине царского благосердия пристала чуждая ему буря и превратила его многомудростный ум в яростный нрав; «и нача он многих от сродства своего сокрушати, тако же и вельмож под Сигклита своего».

Первыми пали (были отстранены от управления государством) лучшие друзья Ивана IV, его советники Алексей Адашев и Сильвестр (духовник царя). А. Курбский писал о начале неожиданной перемены в русском государстве и в методах его правления: «Вскоре по смерти Алексея Адашева и по изгнании Сильвестра потянуло дымом великого гонения и разгорелся в земле Русской пожар жестокости. Такого неслыханного гонения не бывало прежде не только в Русской земле, но и у древних языческих царей. Наш новоявленный зверь тут же начал составлять списки имён родственников Алексея и Сильвестра, и не только родственников, но всех, о ком слышал от своих клеветников.

За что же мучил он этих невинных? За то, что земля возопила об этих праведниках в их беспричинном изгнании, обличая и кляня названных льстецов, соблазнивших царя.

А он вместе с ними то ли оправдывался перед всеми, то ли, оберегаясь от чар, неизвестно каких, велел их мучить – не одного, не двоих, но весь народ, и имена этих невинных, что умерли в муках, и перечесть невозможно по множеству их».

В конце 1550-х годов в Москве пользовалась известностью некая Мария. Она славилась христианскими добродетелями и дружбой с А. Ф. Адашевым. Пустили слух о её чародействе и намерениях извести царя. Марию казнили, но не одну, а вместе с пятью её сыновьями.

Казнили брата Алексея Фёдоровича Даниила Адашева, его двенадцатилетнего сына и родственника Ивана Шишкина, трёх Сатиных, сестра которых была замужем за Алексеем Адашевым.

За правдивое слово погиб князь Дмитрий Оболенский. Оскорблённый надменностью царского любимца Фёдора Басманова, он «влепил» ему:

– Мы служили царю трудами полезными, а не гнусными делами содомскими!

Конечно, Басманов сообщил о случившемся своему покровителю. Взбешённый Иоанн за обедом вонзил Оболенскому нож в сердце (по другим источникам – велел задушить его).

Жертвой своей смелости стал князь М. П. Оболенский-Репнин. Михаил Петрович был весьма знатен. Род Репниных восходил к Михаилу Всеволодовичу, великому князю киевскому, причисленному церковью к лику святых. Мать Михаила Петровича была дочерью польского короля Казимира II.

В юности царь приблизил Репнина к себе, так как тот знал толк в богословии и умел поговорить на отвлечённые темы. На свадьбе Ивана Васильевича и Анастасии Романовой Михаил Петрович исполнял самую почётную миссию: охранял постель молодых от бесовского сглаза.

Вся жизнь Репнина прошла в походах и сражениях, весьма удачных для него. Царь был доволен им, хотя Михаил Петрович отличался прямодушием и правдолюбием. До поры и времени Иван Васильевич терпел это. Но как-то на пиру с масками опричники попытались напялить личину на Репнина. Рослый и сильный, он вырвался их рук затейников, сорвал с себя маску и в гневе заявил во всеуслышание:

– Государю ли быть скоморохом? По крайней мере, я, боярин и советник Думы, не могу безумствовать.

Царь выгнал Репнина, а через несколько дней он был убит на молитве в церкви.

Без суда и вины были умерщвлены член Думы князь Юрий Кашин и его брат, князь Дмитрий Курлятов (друг А. Адашева) со всем семейством. Первостепенного вельможу князя М. И. Воротынского с женой, сыном и дочерью сослали на Белоозеро. Воеводу И. В. Шереметева («ужас крымцев») ввергли в железа.

А. Курбский писал о трагической эпопее Ивана Васильевича: «Царь мучил Шереметева злою узкою темницею с острым помостом, и сковал тяжкими веригами по рукам и ногам, и по чреслам обруч толстый железный, и к тому обручу 10 пуд железа привесите повеле. Потом пришёл глаголати с ним. Угрожаемый новыми муками, Шереметев сказал:

– Твори, еже хощеши; уже бо ми близ пристанище, и другие ответы зело премудрый, яко философ или учитель великий, отвещавал ему».

Но царя интересовали более меркантильные вещи, и он спросил:

– Где казна твоя? Ты слыл богачом.

– Государь! – отвечал страдалец. – Я руками нищих переслал её к моему Христу Спасителю.

Ответ этот тронул чёрную душу властелина («умилився мало»), и он повелел освободить Шереметева от уз и перевести в «легчайшую темницу». Потом, по-видимому, раскаялся в своей мягкости и приказал удавить брата Ивана Васильевича – думного советника и воеводу Никиту.

Подводя итоги первой волне террора, обрушившегося на окружение А. Адашева и Сильвестра, Н. М. Карамзин писал: «Москва цепенела в страхе. Кровь лилася; в темницах, в монастырях стенали жертвы. Но тиранство ещё созревало: настоящее ужасало будущим!»

«На лице его изобразилась мрачная свирепость»

Иван IV был высок ростом, строен и широкоплеч, имел крепкие мышцы и широкую грудь, прекрасные волосы, прямой нос, проницательные серые глаза, исполненные огня. 2 февраля 1565 года, после двухмесячного отсутствия, он вернулся в Москву сильно изменившимся: лицо его стало мрачным, светлый взор потускнел, на голове появились проплешины, борода поредела. Некоторые из современников царя говорили, что его было трудно узнать.

3 февраля Иван IV созвал духовенство, бояр и наиболее знатных чиновников, которым объявил о введении опричнины. Напуганные народными воплями («всенародным плачем») и перспективами смуты, первые лица России покорно приняли устав опричнины, изложенный им царём. Ровно через месяц они увидели его исполнение.

4 февраля в Москве начались казни «изменников». Первой жертвой тирана стал воевода А. Б. Горбатый-Шуйский. Князь был потомком святого Владимира, Всеволода Великого и древних князей суздальских. Он участвовал в завоевании Казанского ханства и вообще был «муж ума глубокого».

Александру Борисовичу выпала тяжёлая участь умереть вместе с сыном, семнадцатилетним юношей. Оба спокойно шли к месту казни, держась за руки. Сын не хотел видеть смерти отца и первый склонил голову под меч палача. Отец отвёл его от плахи, сказав: «Да не зрю тебя мёртвого!» Юноша уступил. Когда зло свершилось, он взял отсечённую голову, поцеловал её и шагнул навстречу судьбе.

В этот же день были казнены: шурин А. Б. Горбатого Пётр Ховрин, окольничий Головин, князья И. Сухой-Кашин, Дм. Шеврёв (посажен на кол) и П. И. Горенский. О последнем Иван IV приказал послам давать следующие разъяснения: «А нечто вопросят про князя Петра Горенского, цего его царь казнил,