Зорге, которого мы не знали - Ганс Гельмут Кирст

зло проворчал выведенный из себя Зорге и схватил бутылку с виски. — Чего вы, собственно, добиваетесь? Это что — ваш ответный ход на то, что я несколько месяцев назад запретил поддерживать контакт с Агнес Смедли? Или вы хотите заставить меня серьезно поверить в то, что проявляете заботу обо мне?

— Мне кажется, — дружелюбно ответил Одзаки, — я впервые сталкиваюсь с тем, что и вы допустили ошибку.

— Ошибка в нашем положении может означать смерть.

— Вот почему я стараюсь пробудить в вас бдительность.

— В случае с Зибертом нет никакой нужды, господин Одзаки.

— Это ваша версия или данный эпизод подкреплен реальными фактами?

— Когда я попал в аварию, — ответил Зорге, — то передал Зиберту все записи, которые оказались при мне перед тем, как меня отправили в больницу. Он их сжег.

— А вы это точно знаете? — вырвалось у Одзаки. — Может, Зиберт поступил по-другому. Тогда понятен интерес, который предъявляет к вам этот господин.

— У меня очень развит инстинкт самосохранения, — угрюмо возразил Зорге. — Однако на Зиберта он не среагировал.

Помолчав немного, Рихард, чеканя слова, окончательно решил:

— Если поведение Зиберта вызывает у вас такое беспокойство, я еще раз как следует прощупаю его.

— Да, это успокоило бы меня.

— Учтите все же, — добавил Зорге, — я достаточно хорошо знаю Зиберта, как и он меня. И ему точно известно, что он ничего не сможет из меня вытянуть, если я не захочу.

— Я удивляюсь вашему самообладанию, — почтительно сказал Одзаки. В его словах Рихард не заметил ни грана иронии.

Зорге встал, позвонил обслуге и приказал очистить стол. Затем он заказал новую бутылку виски, а Одзаки попросил легкого мозельского вина.

— Наконец-то мы начали серьезную работу, — сказал Зорге, когда они снова остались одни.

— А что, разве мы ею не занимались? — спросил Одзаки.

Но Зорге пропустил вопрос мимо ушей.

— Давайте перейдем к главному.

— К штабным учениям в посольстве?

На этот вопрос Зорге тоже не ответил.

— Меня интересует, — деловито заметил он, — предстоящая поездка министра иностранных дел Мацуоки.

Одзаки улыбнулся. Но его улыбка не могла скрыть, что он удивлен осведомленностью Зорге. Вопрос о визите Мацуоки только что был решен премьер-министром принцем Коноэ. Но советник главы правительства взял себя в руки и уважительно произнес:

— Зорге, вы действительно отлично информированы.

Рихард не среагировал на эту похвалу. Ничто не показывало, что она ему приятна.

— Мацуока, — сказал он, — едет в Германию по приглашению Гитлера. Министр иностранных дел, по данным немецкого посольства, получил на этот визит от Коноэ полномочие дать нацистам неофициальные гарантии.

— Все верно, — подтвердил Одзаки.

— Визит в Россию, — продолжил резидент, — куда Мацуока направится из Германии, носит формальный характер и преследует цель ослабить впечатление от переговоров в Берлине, замаскировать их подлинные результаты. Утверждают, что сделать такой ход рекомендовало немецкое посольство в Советском Союзе...

— А вот это неверно, — перебил Одзаки.

— Почему? — невольно повысив голос, спросил Зорге.

— Мацуока, — ответил Одзаки, — имел поручение выяснить дальнейшие планы руководителей Германии и оценить политическую и военную обстановку на месте. Но ему категорически запрещались какие-либо конкретные соглашения.

— А в России?

— В России он имел право заключать политические соглашения.

Зорге громко хлопнул ладонью по столу.

— Поразительно! — воскликнул он. — Чертовски удивительно! Поздравляю! У правительства Коноэ появится великолепный советник. — Зорге поклонился в сторону Одзаки. — А японцы оказались не такими уж глупыми, как думали нацисты. Ваши земляки с недоверием отнеслись к диктаторскому режиму в Германии. У них хватило ума не ссориться с Россией. Они даже готовы продать своих безумных партнеров по оси Берлин—Токио.

— По крайней мере, пока, — осторожно откликнулся Одзаки. — Все это, впрочем, означает, что сейчас Япония не хочет сделать Россию своим врагом. Но не следует считать, что в Токио решили разорвать союз с Берлином. Напротив, японское правительство, как и прежде, готово извлечь прибыль из успехов немцев.

— Первые успехи Берлина скоро исчезнут, — сказал Зорге, — и интерес Японии к Германии неизбежно исчезнет. — Раздумывая, Рихард потер изборожденное морщинами лицо. — Надо ли сейчас как-то информировать Берлин, что его ожидает?

— Вы хотите предупредить немцев? — тихо спросил Одзаки. На его полном, обычно ничего не выражающем лице отразилось удивление.

— Да, информировать, — повторил Зорге.

— Но почему?

— Чтобы избежать опасных ошибок.

— Ах! — вскричал крайне удивленный Одзаки. Ему показалось, что какая-то гигантская молния ярко высветила до самых укромных уголков все, что задумал Зорге и что он, Одзаки, себе совершенно не представлял. — Теперь я вас понял!

— Вы так думаете?

— А вы хотите быть значительнее, чем есть.

— Говорите спокойнее, господин Одзаки. Я хочу быть значительнее, чем сейчас, значительнее, чем шпион?

— Да, — ответил Одзаки. — Вы хотите быть дипломатом, подпольным дипломатом. Вы хотите направить германское посольство туда, куда нужно вам.

— Вздор! — вырвалось у Зорге.

— Нет, отнюдь не вздор, — упрямо сказал Одзаки. — Именно к этому вы стремитесь. Только ради чего? Ради Германии? Ради России?

— Господин Одзаки, — резко сказал Зорге, — предоставьте эти вещи мне. Я руковожу нашей организацией. Вы не знаете все детали. Да вам это и не нужно. Или вы мне не доверяете?

Одзаки не ответил.

— Вы мне не доверяете? — снова спросил Зорге.

Одзаки продолжал молчать. Только сейчас он смог наконец представить, что произошло в действительности. Реальные факты неумолимо и безжалостно свидетельствовали: Зорге был фантазером, политическим паяцем, безумным идеалистом. Он хотел воздействовать на политику Берлина, используя свое влияние на германского посла