Путешествие парижанки в Лхасу - Давид-Ниэль Александра
Некоторые из них знавали лучшие дни. Так, один бедняк был младшим сыном человека, обладавшего небольшим состоянием. В молодости он женился на богатой вдове, которая была гораздо старше его, и мог бы преуспевать, если бы лень, пьянство и азартные игры постепенно не довели его до разорения.
Когда жена моего соседа стала совсем старой, он обзавелся сожительницей и привел ее в свой дом. Вскоре законная супруга поняла, что окончит свои дни в нищете, если ни на что не годный муженек будет продолжать проматывать ее состояние, и придумала довольно хитрый способ, как от него избавиться.
Собрав близких родственников и родных мужа, она сообщила им о своем решении уединиться и провести остаток жизни в постах и молитвах. Старушка добавила, что ее супруг влюблен в свою подругу и она не станет противиться их браку[181], но им придется покинуть дом, в котором она отныне намерена жить как отшельница. Они должны также взять на себя все долги, которые наделал мужчина, и считать ее свободной от обязательств по отношению к нему. Одним словом, это был развод.
Условия были приняты, составили контракт, и новая семья поселилась отдельно.
В ту пору, когда я познакомилась с бывшими любовниками, их жизнь не была соткана из безоблачного счастья.
Мужчина, добрый, но очень слабохарактерный человек, превратился в законченного алкоголика. Каждый день после полудня он был уже мертвецки пьян и спал до следующего утра. Жена нередко присоединялась к нему, ложась в углу комнаты на мешки, заменявшие диван. Однако, протрезвев, она становилась деятельной и отличалась более живым умом, чем муж. Ее расторопность давала повод к бурным ссорам: мужчина утверждал, что во время его долгого сна она крадет вещи, оставшиеся у него от былой роскоши, — кухонную посуду, одеяла, скатерти и т. д. Супруга давала своему благоверному отпор, жалуясь на то, что он продал принадлежавшие ей украшения и проиграл вырученные за них деньги.
Когда ей удавалось повысить голос до нужного тона, чтобы вывести пьяницу из его бесчувственного состояния — а для этого требовались недюжинные легкие, — следовала чрезвычайно красочная сцена. Нередко по ходу их диалога муж хватал тяжелую трость, которую всегда держал под рукой, так как страдал подагрой и ходил с трудом, и задавал своей бывшей возлюбленной первостатейную взбучку. Избитая женщина лежала на полу и плакала, пока кто-нибудь не входил и не вступался за нее. В их тесной каморке был один-единственный вход; хитрый пьяница загораживал его своей тучной фигурой и таким образом мог достать жену своей длинной палкой в любом из уголков, где она пыталась укрыться.
Хижина была разделена на три части: скандальная пара занимала комнату у входа, я жила в тесном помещении рядом с ней, и еще одна необычная семья обитала в темной каморке, сообщавшейся с первой комнатой.
У этой семьи тоже когда-то были золотые деньки. Хозяйка конуры вела себя как женщина, получившая хорошее воспитание. Ее муж, когда они поженились, владел каким-то состоянием и был произведен в офицеры тибетской армии во время войны с Китаем. Его судьба была похожа на судьбу соседа: непомерная страсть к игре и спиртному погубила бывшего военного.
Он дошел до крайней нужды, но не утратил прежней гордости. Это был красивый мужчина высокого роста с благородным лицом. Питая глубокое презрение к любой работе, он изображал из себя аристократа, с достоинством принимающего незаслуженные удары судьбы. Все обращались к нему по званию, которое приблизительно соответствовало чину капитана в нашей армии.
Этот человек не мог согласиться на какую-нибудь скромную должность, несовместимую с его утонченными чувствами, а правительство не предлагало ему занять место в государственном совете; посему он гордо предпочел свободную профессию нищего.
Каждое утро, выпив чая, мой сосед выходил из дома с дорожной сумкой за спиной и нищенской котомкой, небрежно переброшенной через плечо.
«Капитан» никогда не возвращался до захода солнца. Он где-то столовался и считал излишним откровенничать по поводу приглашений, которые получал. Тибетец был довольно умен от природы, умел пошутить и пользовался популярностью во всех районах Лхасы. Люди, которых забавляли его манеры и речь, давали ему то, что он просил как бы между прочим, с равнодушным видом, и можно было подумать, что этот дворянин совершает свои регулярные обходы лишь для того, чтобы нанести визит каким-нибудь знатным пэрам.
Данная тактика приносила ему удачу, и каждый вечер он возвращался домой с двумя полными сумками, содержимым которых питались его жена и двое детей.
Ссоры в семье толстого пьяницы участились, после того как исчезло украшение из бирюзы, принадлежавшее его жене. Она тотчас же обвинила мужа в краже, но вскоре он доказал свою невиновность, так как была найдена воровка: ею оказалась служанка супругов (хозяйка каморки держала горничную).
За этим последовал страшный скандал. Служанка утверждала, что ее незаслуженно оклеветали и поэтому должны возместить ей ущерб. По ее словам, она не украла украшение, а просто нашла его на полу, подобрала и унесла. Она считала, что это было совсем другое дело.
Вскоре в доме и во дворе собралось множество людей, и каждый играл какую-то роль: судьи, адвоката, советчика или свидетеля. Большинство из них никогда раньше не видели ни медальона, украшенного бирюзой, ни служанок и даже не знали сути спорного вопроса. Гости явились рано утром, ели, пили и засиделись до позднего вечера. Я могла наблюдать это любопытное зрелище из своей комнаты, сквозь дверные щели, и вдоволь позабавилась нелепыми доводами, которые выдвигали участники доморощенного суда, особенно в конце дня, когда после обильных возлияний в умах присутствующих стали рождаться оригинальные мысли.
Это продолжалось несколько дней. Как-то раз после обеда снова началась бурная ссора; сначала служанка и ее бывшая хозяйка осыпали бранью друг друга, а затем перешли к рукопашной. Мужчины никак не могли их разнять, ибо две фурии царапались и кусали всякого, кто пытался вмешаться в их поединок. Наконец несколько минут спустя им удалось вытолкать служанку из дома, и, чтобы она не вернулась, они гнали ее через весь двор, до ворот, выходящих на улицу.
В порыве беспричинного гнева, который внезапно охватывает алкоголиков, хозяин дома возложил ответственность за драку на жену, заявив, что она позорит его перед гостями своими грубыми манерами. Проклиная ее, он попытался проделать излюбленный маневр: загородить дверь своей тучной фигурой и поколотить злополучную супругу. Однако его благоверная, распаленная недавней схваткой, бросилась на мужа и резким движением вырвала у него из уха длинную серьгу[182], отчего мочка обагрилась кровью. В ответ он нанес противнице удар по голове, и она принялась вопить.
Жена «капитана» выскочила из своего темного логова, чтобы утихомирить драчунов. Не успела она сделать и двух шагов на крошечном поле битвы, как случайно получила сильный удар палкой по щеке и упала на мешки, служившие диваном, взывая о помощи.
Йонгдена не было дома. Я сочла своим долгом вмешаться, чтобы не дать разъяренному мужчине искалечить жену, и тоже побежала в каморку, намереваясь спрятать у себя плачущую соседку, которая была объята ужасом. Другие гости этого караван-сарая тоже поспешили на помощь и оттащили мужа от входа, освободив его жене путь к отступлению.
— Уходите скорее, — шепнула я женщине, прикрывая ее. Она быстро прошмыгнула мимо меня, и больше я ее никогда не видела.
Вернувшись вечером, «капитан» нашел свою супругу с распухшей, посиневшей щекой.
Мой скромный литературный дар не позволяет мне воссоздать драматическую сцену, разыгравшуюся при мерцающем свете жаровни. «Капитан» был прирожденным трагедийным актером. Его патетический монолог продолжался полночи; мужчина то приходил в исступленную ярость и взывал о мщении, то, смягчившись, трогательно жаловался на страдания своей дамы, то вставал в полный рост и, почти касаясь головой низкого потолка лачуги, говорил об оскорблении, нанесенном его чести.
