Вольдемар Балязин - Русско-Прусские хроники

Прокаженные, или леприды[30], травили скот, поджигали посевы пшеницы, отравляли колодцы, заражали проказой младенцев, похищая их и целуя своими погаными губами, а то и удовлетворяли с ними свою сатанинскую похоть, заражая их лепрой.

Святая инквизиция ловила их, сжигала на кострах или увозила в трюмах галер в Парагвай, в самые отдаленные и гиблые его районы, но проказа не оставляла Италию, и лепридов с каждым годом становилось все больше.

Бабушка сказала, что итальянцы шептались между собой, что папа Василиск и его первый кардинал — Генеральный комиссар Святой инквизиции Николай Эринацид[31] — объявляют прокаженными вполне здоровых людей. Все это было нелепо, чудовищно, не согласовывалось со здравым смыслом, но совпадало с тем, о чем открыто говорили кенигсбергские протестанты, и потому и этому приходилось верить, тем более что бабушка Анна была бесхитростна и правдива.

И еще одно обстоятельство убеждало даже меня — еще отрока — в справедливости всего, сказанного бабушкой, — если бы это была ложь, то ее не следовало бы бояться. А я уже тогда хорошо понимал, нет, пожалуй, глубоко осознавал, что наши единоверцы-католики больше всего боялись правды и убивали тех, кто по глупости или доверчивости делился этой правдой с другими. А я уже писал, как с самого раннего детства все мы были приучены таиться, прятаться и молчать.

И я молчал, потому что, не понимая умом, прекрасно чувствовал, что не только моя семья, но и вся наша община пронизана тайнами, и невидимые, но прочные нити этих секретов тянутся от нас — в Рим, и к нам, оттуда — из Рима. Руководители нашей церковной общины сами жили по законам Римской церкви и всячески приобщали всех нас с самого детства к образу мышления и даже ритуальным бытовым реалиям Вечного города. Так, например, прежде чем пройти конфирмацию, все дети-католики, готовясь к этому торжественному акту, передавались под наблюдение Старшего Брата из Всеобщего Католического Союза Молодых. Эти молодые люди еще не были Братьями из ВКП(б), но уже готовились вступить туда и проходили послушничество в Молодежной организации — ВКСМ, которая считалась надежным резервом и боевым помощником ВКП(б).

В свою очередь, нас, детей, готовили к вступлению в ВКСМ, начиная чуть ли не с пеленок. Совсем маленькими нас называли «Ангелятами», и у нас уже были Старшие Братья из «Детского ордена Святой Великомученицы отрочицы Паулины». Они учили «Ангелят» трем первым молитвам, объясняли, что написано на той или иной картине, кто такой Христос, и особенно часто рассказывали о Святом Равноапостольном Илие, которого, чтобы нам, несмышленышам, было понятно, просто называли «дедушка Илия».

Илию показывали нам в двух образах. Во-первых, в детском, когда он был изображен подобным херувиму — с золотыми кудрями и прелестнейшим ликом. Это был чистый ангел, только что без крылышек. Рассказывали, что во младенчестве и детстве был он тих, незлобив, сам выучился читать и писать и это почиталось малым чудом, — и среди многочисленных братьев и сестер почитался он как старший брат, хотя таковым и не был. Он учился лучше всех, больше всего любил латынь и древнегреческий и в послушании также служил примером для всех.

Второй образ Ильи, который нам часто показывали, был совсем иным. Здесь Илья был уже мужем почтенным, лет пятидесяти. Изображен он был на большом живописном полотне в окружении детей, простиравших к Илие руки и умильно на него взиравших. Сцена происходила на папской вилле «Монте-Сперанца», где больной папа доживал последние годы. В Рождественские праздники Илия любил собирать у себя в доме деревенских детей и раздавать им сладости. Вот эту-то сцену — раздачи рождественских подарков детям, когда все они собирались возле «дедушки Илии» и, глядя на него, от радости плакали, — и изобразил художник. А мы — несмышленыши «Ангелята», — глядя на картину, сами чуть не плакали от умиления и восхищения бесконечной добротой дедушки Илии и очень завидовали, что нам не посчастливилось жить в то замечательное время и самим хотя бы раз взглянуть на доброго и щедрого дедушку.

А перед конфирмацией нас готовили уже к вступлению в «Детский орден Святой Великомученицы отрочицы Паулины» (сокращенно — Всеобщий Паулинский орден (ВПО).

Отрочица — великомученица Паулина — прославилась тем, что, будучи набожной, благочестивой и честной, однажды подслушала, как ночью отец и мать, выпив во время ужина вина — а они были лентяи, пьяницы и пустословы, стали говорить друг другу такие еретические вещи, что даже семилетняя «Ангелица» Паулина поняла, насколько все это мерзко и богохульно. Она, закрывшись с головой рваным одеялом — настолько бедны были ее бездельники-родители, — первую половину ночи неслышно плакала, глотая слезы, а вторую половину ночи молилась вразумить ее, несчастную, что ей делать и как поступить.

Измученная бессонной ночью и горем, праведная отроковица заснула лишь под самое утро и увидела дивный сон — раскрылась дверь ее лачуги, и через порог шагнул к ней прекрасный юноша в белом, с крыльями за спиной и золотым нимбом вокруг белокурой головы. Юноша подошел к ней так тихо, что она не слышала его шагов, а только почувствовала легкое дуновение нежнейшего и благоуханного зефира[32]. Юноша простер над Паулиной длани и проговорил голосом, нежнее эоловой[33] арфы[34]: «Восстань, непорочная отрочица Паулина, и гряди в Святую Инквизицию. И не утаи ничего из того, что слышала. И примешь из-за того мученическую смерть, но будешь причислена к лику святых». И с тем исчез.

Паулина снова долго плакала и молилась, но, взглянув на потерявших человеческий облик мать и отца, — пьяных, голых, храпевших, во сне рыгающих и тяжко стонущих, — более похожих на скотов, нежели на создание Творца, сотворившего их по образу и подобию своему, осенила себя крестным знамением и пошла, куда было ей предначертано свыше.

И отцы-инквизиторы, поблагодарив отрочицу, привели богохульников к себе и увещевали их покаяться. И мать покаялась, испугавшись костра, и была всего-навсего повешена, а отец упорствовал, и его пришлось после пыток сжечь живьем.

Однако кто-то из родственников казненных изловил Паулину и утопил ее в отхожем месте. Когда же отцы-инквизиторы стали искать непорочную отроковицу и через неделю нашли ее и вынули из смрада и нечистот, то явилось чудо: Паулина лежала на траве как живая и была подобна херувиму, и одежда на ней сверкала чистотой и благоухала.

И решением папы Василиска была Паулина причислена к лику святых, и ее память все члены «Детского Ордена» отмечают каждый год 19 мая в день ее великомученической кончины. Так и я сначала был в «Ангелятах», потом стал «юным Паулинцем», а, начав посещать «Воскресные чтения» — о чем речь пойдет впереди, — стал членом «Общества Любящих Христа» и вступил во «Всеобщий Католический Союз Молодых». Отсюда мне открывалась и дальнейшая дорога в ВКП(б). Однако пока это были лишь прекрасные мечты, далекие от земных забот, ибо из-за того, что трех детей, бабушку и мать отцу прокормить было невмочь, родители стали подумывать, куда бы пристроить хоть кого-нибудь из нас троих: так как двойняшки были еще совсем несмышленыши и им нужна была и мама и бабушка, то речь могла идти лишь обо мне. И потому, поразмыслив, решили отдать меня в семинарию и учить на священника.