Витус Беринг - Камчатские экспедиции

Было приспособлено также восемь весел, по четыре с каждой стороны. Таким образом, в смысле успешности выполнения нашей работы мы, судя по всему, не имели оснований жаловаться. Когда группа недовольных убедилась, что, вопреки их предположениям, дело идет успешно, они также исполнились радостью, стали усердно работать, и с этого времени приносили нам большую пользу.

В конце июля мы были готовы уже приступить к конопатке судна, а затем и к спуску его на воду.

Для конопатки судна мы имели в изобилии паклю или старые канаты, но смолы, необходимой для последующей просмолки пазов, нам не хватало. Чтобы выйти из этого затруднения, мы применили следующий способ. У меня был новый якорный канат, ни разу еще не бывший в воде.

Этот канат я разрубил на короткие куски, длиной примерно в один фут или менее, и раздергал его на отдельные пряди. Ими я наполнил большой медный котел, закрытый крышкой, а в середине крышки проделал отверстие. Затем мы закопали в землю деревянный сосуд, также покрытый крышкой и с отверстием в ее середине, наконец положили медный котел на деревянный сосуд вверх дном так, что крышка пришлась на крышку, а отверстие одного пришлось против отверстия другого.

Все это мы обложили землей на такую высоту, чтобы огонь не мог коснуться деревянного сосуда. Дно котла выступало теперь наружу и возвышалось над землей больше чем на половину, а кругом него мы развели огонь со всех сторон. От жары смола из канатов вытапливалась и стекала из котла в деревянный сосуд.

Таким образом я собрал столько смолы, сколько нужно было для просмолки подводной части судна. Пазы, находившиеся ниже ватерлинии, мы смазали топленым салом, некоторый запас которого у меня был.

Я построил также для нашего судна небольшую шлюпку. На старом судне было два запасных якорных штока из березового дерева. Половину одного штока мы употребили для изготовления топорищ, а остальные три полуштока распилили на доски, толщиной в три четверти и полдюйма, и из них построили шлюпку, которая могла поднять от восьми до десяти человек.

Занимаясь постройкой судна, мы не забывали также и все прочие необходимые для плавания приготовления. К тому времени, когда судно окажется вполне готовым, насколько это было возможно сделать с нашими ничтожными средствами, необходимо было привести в полную исправность весь такелаж, мачты, паруса, бочки для воды и весь необходимый провиант.

Все наши бочки для питьевой воды были обиты деревянными обручами, а за предыдущие две кампании они развалились. За полным отсутствием леса на острове изготовить новые обручи не было никакой возможности. Я приказал поэтому заново скрепить бочки при помощи стропов, то есть полос из канатов, и привести их в полный порядок.

Бочки получились чрезвычайно прочные и крепкие, и во время всего дальнейшего плавания они не дали ни малейшей течи. Для питания нашего в пути мы засолили несколько бочек мяса морских коров, так как другим провиантом не располагали. С двадцатью пудами ржаной муки, которые нам удалось сохранить для нашего плавания, мы не знали, как поступить.

Выпечь из нее хлеб не имело смысла: какое значение могло иметь такое небольшое количество для большой команды в сорок шесть человек. Поэтому мы единодушно решили не выпекать из нее хлеб, а взять муку с собой и во время плавания готовить два или три раза в неделю «бурду».

Последняя приготовлялась следующим образом: брали двадцать или больше фунтов муки, смотря по размерам запасов, замешивали ее на теплой воде в деревянной посуде и оставляли стоять два или три дня, пока не начиналось брожение и тесто не становилось совсем кислым.

После того как тесто было приготовлено таким образом, ставили на огонь большой судовой котел, наполнив его на три четверти или больше водой, а когда вода начинала кипеть, то клали это кислое тесто в котел и давали ему основательно прокипеть, и очень вкусный суп был готов.

У кого оставался еще китовый жир, тот добавлял его в свою порцию, а у кого ничего не было, тот ел его и так, и всем нам этот суп казался очень вкусным. День, когда мы получали «бурду», считался у нас праздничным, так как от одного котла мы все наедались досыта.

Возвратимся, однако, к нашей постройке. К концу июля судно было совершенно готово, и оставалось только сделать помост, на котором предстояло спустить его на воду. Эта работа отняла у нас много времени и стоила нам много труда, так как помост из-за большой отмели, прилегавшей к берегу, пришлось делать длиной свыше двадцати пяти саженей; вследствие сравнительно большой высоты прилива мы не могли заложить судно в непосредственной близости от береговой линии.

Главное, что меня беспокоило, это необходимость спустить судно в открытое море в таком месте, где на половине горизонта от NNW до SSO нельзя было найти защиты от ветра. Если бы ветер вдруг изменил направление и задул с некоторой силой от моря, то судно неизбежно выкинуло бы на берег.

В этом случае судно следовало бы считать обреченным на гибель, все наши труды и старания пропали бы даром и последняя надежда на спасение была бы потеряна. Никакого другого выхода, однако, не было, приходилось идти на риск, и 10 августа к концу дня, при полном приливе, мы, наконец, спустили судно на воду. Как и при закладке судна, о чем рассказано выше, в тот же вечер у меня было устроено угощение.

Половина наших людей была у меня в гостях, а другая половина была занята на судне, устанавливала мачту и крепила такелаж, пользуясь полнейшим отсутствием ветра. Мы пировали недолго, постарались, по пословице, «ковать железо, пока горячо». Немедленно же мы приступили к погрузке на борт воды, всего нашего провианта и багажа.

Мы погрузили в качестве балласта сто восемьдесят семь болванок железа, два домкрата и несколько сотен пушечных ядер[48]. Между тем судно было оснащено, поставлены паруса, подвешен руль, и все было подготовлено к выходу в открытое море. В этой работе немалую помощь оказал мне тогдашний боцман, ныне младший лейтенант, Алексей Иванов[49], очень расторопный человек и прекрасный моряк.

Закончив все приготовления к походу и перейдя на борт судна, мы к вечеру 13 августа подняли якорь и подтянулись на верповом якоре до глубины пяти, семи и девяти саженей. Затем мы пустили в ход наши восемь весел и стали отгребать от берега.

Отойдя примерно на две немецкие мили, мы попали в полосу легкого попутного ветра и воспользовались им для продолжения нашего плавания. Особой удачей надо считать то обстоятельство, что за все три дня, пока наше новое судно стояло на якоре перед островом, ниоткуда не ощущалось ни малейшего ветерка, ибо даже самый слабый ветер мог бы крайне затруднить нам работу по оснащению судна и по погрузке.