Василий Аксенов - «Ловите голубиную почту…». Письма (1940–1990 гг.)

4. Почему находятся деньги для приглашения графоманов вроде Бокова, опять-таки приятеля Синявских, а для Коржавина и Горенштейна не находится?

5. Почему «могучее» творчество Лимонова и Соколова привлекает внимание устроителей, а поиски подлинных писателей – С. Довлатова, Л. Лосева, Ю. Милославского, И. Мераса, Ф. Канделя, Ф. Горенштейна, В. Некрасова (приглашен лишь на замену мне), Н. Коржавина, М. Поповского[642], Н. Горбаневской, А. Гладилина и др. их не интересуют.

6. Не понимаю также, почему господин Дэнлоп[643], уровень которого мне хорошо известен, более достоин приглашения, чем Ржевский?

7. Передо мной афиша конференции: из 12 авторов, перечисленных под рубрикой «Участвующие писатели»,

8 – Аксенов, Алешковский, Бобышев, Довлатов, Лимонов, Марамзин, Соколов, Цветков – авторы «Ардиса».

8. Повторяю, Вася, что считаю приглашение на конференцию не в качестве писателя, а в качестве редактора эмигрантского журнала наравне с Синявским и Боковым оскорбительным для себя.

9. Что касается «чикагских угроз»[644], то это, Вася, несерьезно. Я лишь упомянул о том, что мы не останемся равнодушными к тому, что американские «знатоки» хотят навязать нам, «литературным дикарям», литературу соколовых и лимоновых в качестве образца. У нас в России таких прозаиков на каждое литобъединение по десятку. Господину Кайзеру[645] прежде, чем судить о нашей литературе, следует научиться хотя бы сносной журналистике. Его – беднягу и «В. П»-то[646] держит из-за связей и денег богатого папы, а он, видите ли, о русской литературе берется судить.

Перечитав свое предыдущее письмо, не нашел в нем ничего для тебя обидного. По отношению лично к тебе оно корректно и уважительно в высшей степени. Что же касается устроителей, то сказанное мною лишь робкое отражение того, что я о них на самом деле думаю. По всему чувствую, что там не без участия также и госпожи Карлайл[647], давно претендующей на монополию по составлению списков современной русской литературы. Только не по чину. Недаром ей и А. Миллер[648] после ее пакостной книжонки о Солженицыне указал на дверь.

Но, дорогой Вася, отметая все эти страсти вокруг «тараканьих бегов», я надеюсь, что мои личные эмоции не повлияют на наши человеческие отношения. Пусть лучше жизнь сама рассудит, кто из нас прав. Я же по-прежнему буду относиться к тебе с любовью и уважением, как к человеку, так и к писателю.

Еще раз Христос Воскрес!

Твой В. Максимов

Не скрою от тебя, что Милош[649] (как ты понимаешь, абсолютно объективный человек) тоже передал мне через «Культуры» свои недоумения по поводу конференции. Я, разумеется, высказал ему свое мнение. Что он решит, не знаю.

В. Максимов.

Владимир Максимов – Василию Аксенову

(на бланке журнала «Континент»)

10 февраля 1981 г.

Дорогой Вася!

Благодарю за теплую цидулю. Как ты себя чувствуешь в качестве гражданина мира? По мне – хоть и неуютно, но жить можно. Буду рад увидеться в мае. Роман[650] твой давно получил. И снова более внимательно и придирчиво прочел. Могу только подтвердить, что вещь состоялась. И вещь серьезная. Хотя колымский ее пласт, как ты сам понимаешь, оказался для меня более близким и волнующим, чем все остальные.

В следующем номере, т. е. в конце марта, у нас в «Нашей анкете» интервью с тобой[651], которое нам прислал некий Ноялин. Хотелось бы шире и серьезнее, но уж какое есть. Подтверди, пожалуйста, твое согласие, а то вдруг ты об этом ни сном ни духом.

Поклон Майе.

Твой В. Максимов

Андрей Седых[652] – Василию Аксенову

(на бланке газеты «Новое русское слово»)

11 апреля 1981 г.

Многоуважаемый Василий Павлович!

Спасибо за присланное нам слово о Трифонове[653]. Оно коротко, сильно и человечно.

Я жалею, что мне не пришлось поговорить с Вами – и познакомиться – в Нью-Йорке. Но на Вас сразу наложил свою массивную руку Довлатов, и это мне помешало. Надеюсь, в ближайший Ваш приезд мы познакомимся.

Вчера получил от Максимова новый номер «Континента» и прочел интервью с Вами. Очень интересно, но смутил меня один абзац, – Вы там сказали, что мат может обогатить произведение, но может его и разрушить. Я охотно пользуюсь матом в личной и редакционной жизни, т. е. среди друзей, но на страницы газеты его не допускаю. Нас, знаете, еще читают фрейлины двора, и бывшие камергеры, и оглохшие от старости генералы… У нас одно такое слово вызовет взрыв негодования и погубит навеки мою пуританскую репутацию. Известно ли Вам, что Ефимов из «Ардиса» несколько месяцев назад прислал мне главу из Вашего романа[654] и первая же страница была густо пересыпана крепкими словами? Я объяснил «Ардису», что у нас это – нельзя, новоприехавшие считают это нормальным, а старый читатель негодует и пишет письма в редакцию. Ефимов предложил заменить слово точками. Тут я опять запротестовал: мне казалось, что этим я нарушу авторский замысел и самый стиль вещи.

За этой единственной оговоркой – очень прошу прислать нам, что Вы найдете подходящим. Больше всего нам нужны рассказы (не журнального, а газетного размера – от 6 до 10 страниц на машинке, с двойным интервалом). Но, конечно, Вы можете писать все, что хотите, – политические статьи, воспоминания – и все, что пожелаете.

Жму Вашу руку.

Искренне Ваш Андрей Седых.

Приписка:

Читал в N.Y. Times Вашу статью «День, когда я был лишен гражданства»[655]. Замечательно было написано и переведено.

Эдуард Штейн[656] – Василию Аксенову

(на бланке журнала «Континент»)

30 августа 1981 г.

Многоуважаемый Василий Павлович!

Как Вы, очевидно, знаете, матч[657] между Виктором Корчным и Карповым начнется в Мерано (Италия) 1-го октября. 17 сентября я вылетаю на место схватки. Очень хочу попросить Вас о одной услуге. Если Вам позволит время, черкните, пожалуйста, несколько строк Виктору во время матча, многоуважаемый Василий Павлович! Моральная поддержка важнейший фактор. Можно и на мое имя, поскольку я буду его пресс-атташе в течение всего поединка. На всякий случай вот мой адрес: E. Shtein, kurhotel «PALAS», Merano, Italy.

Несколько дней тому назад был в Вашингтоне, старался к Вам дозвониться, но без успеха (номер телефона дал мне Антони Сейди[658]).

С дружеским приветом,