Федор Раззаков - Любовные истории Голливуда

Так получилось, что кроме Мэрилин свидетелями любовных свиданий Ингрид и Роберто оказались и множество других посторонних людей. Были там и журналисты. Стараниями одного из них в апрельском журнале «Лук» вскоре появились фотографии, на которых режиссер и актриса были запечатлены гуляющими, держась за руки, по развалинам замка. Эти снимки предопределили дальнейшие события. Понимая, что скрыть от мужа ничего не удастся, Ингрид написала ему письмо, в котором сообщала: «У меня не было намерения влюбиться и навсегда уехать в Италию. Мы вместе с тобой строили планы, мечтали, и ты знаешь, что это правда. Но что я могу сделать или изменить? Ты сам видел в Голливуде, как росло мое увлечение Роберто, знаешь, что у нас с ним много общего в желании работать, в понимании жизни. Я думала, что, может быть, смогу одолеть это чувство, когда увижу его в окружении, столь не похожем на мое. Но все получилось совсем наоборот. Люди, жизнь, страна оказались не чужими, а как раз такими, как я и хотела… Петер, я знаю, это письмо для тебя как бомба, которая упадет на наш дом, нашего Пелле, наше будущее и прошлое, полное жертв и помощи с твоей стороны. А теперь ты остаешься один среди руин, и я не могу помочь тебе…»

Действительно, это письмо явилось для Петера подобно разорвавшейся бомбе. Как признается он впоследствии, всю оставшуюся жизнь он будет помнить о нем и так и не сможет до конца оправиться от удара. Он скажет, что его «выставили дураком перед всем миром». Хотя в первые недели у Петера еще теплилась надежда уладить возникшую ситуацию полюбовно, как во время прошлых увлечений Ингрид. Для этой цели Петер спешно вылетел в Италию. Их встреча состоялась 1 мая в небольшой невзрачной гостинице на Сицилии, где проходили съемки фильма «Стромболи». В то время как муж с женой выясняли отношения за плотно закрытыми дверями, Росселини находился на улице и нервно мерил шагами пространство гостиничного двора. Когда пауза затянулась, он послал Ингрид записку, в которой предупреждал, что если она не добьется от мужа развода, то он немедленно сядет за руль своего автомобиля, разгонится и врежется в дерево. Трудно сказать, сыграла ли эта записка свою роль, но Ингрид не поддалась на уговоры мужа и твердо заявила, что их супружеские отношения на этом завершены. При этом она уговаривала Петера не предавать их разрыв широкой огласке, чтобы в первую очередь не травмировать дочь. Дескать, если урегулировать тихо и мирно, то репортеры вскоре потеряют к делу интерес. Она, Ингрид, останется в Италии, а Пиа сможет приезжать к ней на лето. И Петер согласился с доводами жены. Наверное, впервые в своей жизни.

Когда Петер вышел из гостиницы, его тут же окружили газетчики. На вопрос о том, правда ли, что они с Ингрид разводятся, Петер ответил: «Развода не будет. Для какого-либо разлада нет оснований». Да и сама Ингрид в первом же своем интервью журналу «Лайф» заявила, что никогда не выйдет замуж за режиссера. Но хитрость не удалась: газетчики продолжали копаться в их грязном белье. А тут в июне Ингрид внезапно поняла, что беременна от Росселини. После этого пути назад были отрезаны окончательно.

Первой газетой в Америке, сообщившей о скором разводе Ингрид и Петера, стала «Лос-Анджелес таймс», которая 5 августа поместила на своих страницах статью под названием «Ингрид: уход из кино ради развода». Статья произвела эффект разорвавшейся бомбы и потрясла Америку, что называется, до основания. Вскоре все тамошние газеты писали, что актриса, которую общество возвело в ранг «святых», на самом деле оказалась олицетворением супружеской неверности. На Бергман обрушился поток писем от американцев, в которых они выражали свое активное возмущение ее поведением. Самое удивительное, но в числе их были люди, которые сами никогда не числились в разряде «святых». Например, Уолтер Уонгер, который несколько лет назад прославился на весь Голливуд историей, где он, застав жену в постели с любовником, ранил его из револьвера, а потом, испугавшись огласки, заставил парня разыграть спектакль с угоном автомобиля.

В отличие от Америки, в Италии отношение к Ингрид и Росселини наоборот было очень благожелательным. Когда 29 августа Ингрид отмечала свой тридцать четвертый день рождения в одном из римских ресторанов, на выходе их с Роберто встретила восторженная толпа людей, которая, распевая лирические песни и аплодируя, проводила обоих до самого дома на Бруно Буоцци. Были и другие примеры поддержки. Например, Альфред Хичкок прислал Ингрид письмо, в котором писал: «В конце концов, ничто не длится вечно и люди обо всем забудут». Да и сама Ингрид не отчаивалась. В письме своему рекламному агенту она писала: «Я не боюсь. Я даже рада, что и другие женщины, в больших и маленьких городах всего мира страдающие из-за своих «грехов», получают от меня хоть немного смелости».

А в Америке волна возмущения набирала силу. Достаточно сказать, что с осени 1949 до конца 1950 года 38 тысяч (!) газет и журналов опубликовали различные заметки, посвященные разводу Ингрид Бергман, причем в подавляющем большинстве актриса подвергалась гневному осуждению как неверная жена и бессердечная мать. Масла в огонь подлила просочившаяся информация о том, что Ингрид ждет ребенка от Росселини. Тут уж газеты, которые и до этого не выбирали выражений, как с цепи сорвались (ребенок-то незаконнорожденный!). Под влиянием этой истерии дочь Ингрид Пиа прислала матери письмо, в котором с горечью сообщала, что в школе даже не желает смотреть на карту, потому что там изображена Италия. Получив это послание, Ингрид хотела немедленно приехать в Америку, но Роберто отговорил ее это делать: он теперь практически во всем, как некогда Петер, диктовал ей свои условия.

2 февраля 1950 года в семь часов вечера в клинике на Вилла-Маргерита Ингрид родила мальчика, которого назвали Ренато Роберто Джусто Джузеппе. Два часа спустя итальянское агентство новостей ANSA разнесло по миру эту весть. После чего в течение двух недель все новости (включая даже сообщение о водородной бомбе) отступали на второй план перед той шумихой, что стояла вокруг клиники на Вилла-Маргерита. В один из вечеров толпа газетчиков перелезла через ворота и попыталась штурмом проникнуть в больничные покои. Вызванная к месту происшествия полиция сумела отогнать ополоумевших в поисках сенсаций журналистов. Чтобы как-то унять страсти, на следующее утро на порог клиники вышел хозяин клиники и сообщил газетчикам точные сведения о новорожденном: время рождения, рост, вес. Но сбить волну ажиотажа все равно не удалось. Журналисты заняли свободные номера в соседнем отеле и нацелили объективы на двери и окна клиники. Особо смелые не оставили попыток проникнуть в лечебницу обманным путем. Например, один проныра-журналист привел туда свою беременную жену, но его хитрость быстро раскрылась: врачи установили, что рожать женщине предстоит еще через семь недель. Другой журналист уговорил акушерку взять на руки одного из младенцев, щелкнул их фотоаппаратом и уже на следующий день этот снимок с надписью «Это и есть маленький Роберто Ингрид?» облетел все итальянские газеты. Еще один газетчик забрался по водосточной трубе до балкона палаты, где была Ингрид, но его быстренько вывели восвояси.