Во мраке, переходившем в серебро - Kaтя Коробко
Нам выписали рецепт на таблетки на два месяца вперед, и это было всё, чем могли помочь.
Проходя по нашей игрушечной главной улице в деревне, я заметила объявление о конкурсе пряничных домиков. Он проводится каждый год перед Рождеством, но объявление об этом я увидела только сегодня, хотя конкурс идет уже одиннадцать лет. Оказывается, можно украсить свой домик и выставить на конкурс. Сегодня последний день, когда можно записаться. Это то, что мне сейчас надо! Бесплатно выдавались наборчики из прямоугольных пряничных плиток, я забрала последний.
Мы с Лорой вдвоем, в пустом и тихом доме, в отголосках прошедших драм взялись за дело. Пытались склеить каркас домика кремом, но он предательски расползался и перекашивался. После нескольких попыток вертикальность зафиксировалась. Потом раскрыли все пакетики с разноцветными конфетами и присыпками, которые прилагались к набору, и начали выдумывать дизайн. Лора захотела добавить елочки, и я сгоняла в магазин за рожками для мороженого, которые мы покрасили зеленым кремом и нарядили конфетами М&М, как шарами. Шоколадка «Херши», аккуратно разрезанная на шашечки, стала черепицей. Получился очень милый, веселенький сказочный домик. Я соорудила переноску из коробки, и мы доставили его на пункт приема.
Было три категории конкурсантов — дошколята, дети-подростки и взрослые. Мы бы точно победили, если б можно было соревноваться с малышами. Но мы честно выставились во взрослых. Много радости было в этом домике — искренней и легкой. И в совместной творческой работе, не говоря уже о том, что Лора подъедала конфетки и работала на сахарной эйфории.
Ночью не могла заснуть. И кошмаров не надо при моей семейке. Волновалась о маме. Она считает вакцинацию провокацией и чипированием, черпает эти дивные откровения из своих проверенных источников информации и считает себя умнее других. Отправить ее в Лондон — это послать ее на верную гибель. Ей некому будет приносить продукты, старикам надо сидеть по домам. Она до такой степени расслабилась у меня, что разучилась готовить и не может выполнять элементарных бытовых функций. Я надеюсь, что кое-что из этого вернется назад, так как ей придется жить самой. Естественные последствия плохих решений очень жестоки. Я не в ответе за нее, я в ответе за свою жизнь и за жизнь своих детей. Я себе это повторяю, как мантру, и с этим засыпаю.
Нелли вошла во вкус роли спасительницы. Она продолжает звонить моей маме и рассказывать, что еще можно сделать против меня. Я запрещаю маме с ней разговаривать. Она уже сама не рада, плачет и кричит, что не виновата. Очень типичная ситуация — у нее всегда виноваты другие. И верить, конечно, нельзя, потому что она не ведает, что творит. Голову откусит и не поперхнется. Необходимо себя изолировать.
Тем временем пришла очередь последней в этом году встречи в школе по поводу Васи. На этом собрании было еще меньше людей, чем на первых двух встречах, и меньше ожиданий, хотя заказанные нейропсихологические тесты были сделаны. Папа свозил Васю в Бостон, и они вместе прошли все необходимые этапы этого исследования. В тестах довольно большая часть заполняется родителем. По результатам я опять надеялась, что нам дадут рекомендации на терапевтическую школу. Но наша школа не сдается, предлагает продолжить исследования с помощью школьного психолога, и «будем посмотреть». А ребенка сейчас физически нет, жалоб от папы нет, и все довольны. Нужно продолжать держать напряжение катаклизмами, чтобы пробить эту школьную броню, но стоит ли такая игра свеч? Мудрая Карен напоминает: как придут новые неприятности, так и будем разбираться. А пока затишье, неоправданные ожидания — это лучшие из худших последствий. Как меня и предупреждали, со школой бороться почти нереально.
Пока у меня есть немного времени. Вася у папы, надеюсь, что его привычки поменяются. У Питера он себя ведет по совсем по-другому, тише воды и ниже травы. Он подавлен, не смеет наезжать на папу и повышать голос. Сбежать к своему другу невозможно, так как там нет друзей. Школа у него продолжает быть онлайн. Пока изоляция у папы и есть решение проблемы. В больнице добиваются перерыва паттерна, и то же самое достигается временным проживанием в другом месте. Папин дом явно должен быть лучше, чем психушка.
Я назначила ему визит к эндокринологу, тоже онлайн, и два раза пришлось перенести, но, в конце концов, мы таки встретились. Доктор рекомендует подождать и через пару месяцев сделать повторные анализы. Всё не так плохо, как я ожидала, дети очень адаптивные существа. Сбой режима был первичным. Если Вася вернется в ритмы дня и ночи, то есть шанс, что щитовидка наладится сама и не нужны будут искусственные гормоны. Это очень хорошая новость.
С мамой разговариваю каждый день. Она скулит и говорит, что она была сама не своя. Она не понимает, что происходит. Я верю тому, что она не понимает, и знаю, что она может кинуть меня под поезд в любой другой подходящий момент. У нее нет правых и виноватых, всё меняется каждую секунду и перемешивается. Она просит вернуть назад опцию квартиры. Я понимаю, что это не вытяну, — не смогу разрываться на два дома. Я теперь четко осознаю свои границы. Мне хватает моих детей, чтобы занимать всё мое свободное время и энергию. Так что квартира рядом с нами — больше не вариант. Она летит в Лондон.
Нужно переслать ее медицинскую карточку в Лондон, и я занялась организацией этого с больницей. Четыреста семь страниц медицинской карточки факсом были отправлены в лондонскую клинику. Найти эти страницы заняло еще несколько недель, но все данные таки были получены.
Однако меня грызет совесть. Зашла после работы навестить маму в Веннингтоне, у нее всё есть. Смотрит скандальные новости из своих надежных источников и читает электронную книгу, в которую загружен весь Пушкин. Спасибо ему, он помогает от всего, в том числе и от семейных драм. В голове у нее каша. Сбывшееся желание и скорый отъезд дают общий подъем, но есть и раскаяние. Не суди, да не судим будешь. Правда и ложь, выдумки и действительность перемешаны у нее в голове. Истории путаются, и она сама верит в то, что Нелли не жаловалась. Всё это происки злодеев, которые имеют что-то
