Виктор Астафьев - Нет мне ответа...Эпистолярный дневник 1952-2001
Не дай бог тебе заболеть чванством и самолюбованием, какая бы на тебя слава потом ни свалилась. Но не дай бог остаться робким и застенчивым провинциалом, которых у нас просто готовы на руках носить, потому что провинциал — он же ребёнок, которому можно и соску дать, и по попке похлопать ласково, и идти в нужную сторону научить, держась за руку дяди, ласкового дяди из журнала или издательства, который дни и ночи не спит и всё думает, как несмышлёнышу глазки открыть и ходить его ножками научить. Ходить надо самому, и как можно твёрже, говорить своим голосом, но как можно реже и только по делу. И помнить две заповеди — первая житейская: «Жизнь свою держи за узду, на жребий свой не ахай, и если тебя посылают в ... ты посылай на ...». Вторая — литературная:
Орёл был у нас председатель,
Зайчишка был наш издатель,
А критиком был медведь.
Чтобы быть российским писателем —
Ба-а-а-льшое здоровье надо иметь.
Вот и помни всегда о нём, о здоровье. Я вот с фронта его ещё немного привёз, а потом не жалел, развеивал и не всегда на работу, но было и на застолья. Конечно, я не жалею о том, чего было не так уж и много — о гулянке, но вот хворать стал всё чаше, и хворь из-за стола надолго вышибает, а там уж и старость костями постукивает — через два года пять-де-сят! Третий день пробую садиться за стол, а и то накоротко, а сделать хочется ещё много.
Ну, написал я тебе семь вёрст, читай знай. Крепко тебя обнимаю. В добрый путь. Твой Виктор Петрович
27 декабря 1972
Вологда
(Е.Городецкому)
Дорогой Женя!
И за посвящение, и за поздравление, и особенно за цитату из «Экклезиаста» — спасибо. Эту цитату я пришпилю к роману, чтобы неповадно было тем, кто хочет и добивается того, чтобы властвовать над всеми и иметь себе даже на войне отпуск, пока умирают другие...
Кстати, книгу повестей, где есть и «Пастушка», выдвигают на Гос. премию на 1973 год, но это пока «тайна». Действие сие начинается в четвёртый раз, я уж было в дыбы, да Бондарев, бывший вояка, Ванька-взводный, умница и хохмач, смеётся: дают на четвёртый раз, говорит, мне на четвёртый дали!..
Где-то я слышал: что такое затурканный еврей? — это еврей-турок, а что такое затурканный русак? — это я, мудак! Веришь, нет? Как в Боржоми прочёл хорошую книгу «Великий человек», так с тех пор ни одной не прочёл. Правда, правда! Справа от меня уже три ряда книг на столе, в основном подаренных, и не могу прочесть — готовил том избранного. Как ковырнулся — батюшки мои, а говна-то, а мусора-то в тексте. Свою раннюю повесть «Звездопад» переписал заново, «Перевал» исчеркал до основания, а надо ещё предисловие, а надо и рукописи читать, и письма писать, и в Москву по делам съездить, и там, конечно же, напиться и неделю лежать, не поднимая головы, — контужен ведь, дурак, давление мгновенно подскакивает, да и глаз-то один всего видит и сдаёт, подлюга. Но живу и даже умудряюсь, в обшем-то, все почти сделать, в смысле почты, но уже с поздравлениями оплошал, поэтому у ребят у всех прошу извинения и всех чохом поздравляю.
А тут ещё упал и не упал, а прямо сказать, ё..улся, идя с базара, и отшиб нутренность всю. Видно, остарели там все кишки-то, и аж что-то треснуло и пискнуло в моём толстом брюхе, оказалось, почки отшиб — тоже неплохо!..
Женя! А ведь А. Романов раздухарился, и ещё двое вологодских парней, и просятся в Сибирь... А ну-ка, парень, давай-ка посоображаем насчёт августа или начала сентября, но чтобы банда была небольшая и этих выступлений поменьше. Конечно, всё это можно сделать через Красноярское отделение Союза писателей. Но они же заставят выступать и речи травить, а мне их травить на любимой земле всё равно что в ухо лучшему другу по пьянке поссать. Мне на Енисее хочется сидеть на палубе, молчать, глазеть и слушать воду, а потом потрепаться бы маленько с хорошим человеком насчёт того, как тут хорошо и почему всё это хорошее губят мудаки, мои земляки и всякий блудный люд...
Виктор Астафьев
1973 год
27 января 1973
(Н.А.Горбачеву)
Уважаемый товарищ Горбачев!
Я внимательно ознакомился с перечнем названных книг, уже изданных в библиотеке «Родная земля», и с проспектом на 1974 год. Мне кажется, библиотека довольно полно охватила имена писателей, наиболее причастных к «теме земли», хотя некоторые произведения я не считаю лучшими в нашей литературе и достойными быть представленными в общесоюзной библиотеке, но это моё мнение, оно не бесспорно, и я на нём не настаиваю.
Однако же недоумение вызвало у меня отсутствие таких произведений (как среди изданных, так и намеченных к изданию), как «Привычное дело» Василия Белова и «На Иртыше» Сергея Залыгина, а также, к примеру, и произведений Анатолия Знаменского из Краснодара и Валентина Распутина из Иркутска. Думаю, отсутствие произведений уже общепризнанных, получивших огромную прессу и известных читателю писательских имён — Белова, Залыгина Распутина, не могут заменить такие, как «Пласты» Грачёва либо «Белый свет» Бабаевского и др. Замена настоящей литературы второстепенной не делает чести ни библиотеке «Родная земля», ни планам общественного совета, ни комитету по печати, да и никому вообще. Просто массовому читателю лишний раз подсовывается книга серая вместо настоящей, делающей большое дело литературы, всеми принятой с любовью и почему-то игнорируемой нашим комитетом.
Я надеюсь, что это печальное недоразумение будет устранено и имена умнейших и одарённейших писателей нашего времени: Сергея Залыгина, Василия Белова, Валентина Распутина ещё украсят библиотеку «Родная земля», в противном случае моё присутствие в общественном совете теряет смысл — я никогда не был склонен к тому, чтобы вместо хорошего произведения поддерживать посредственное и плохое, какие бы соображения высшего (читайте — перестраховочного) порядка тому не были причиной. Они не могут и не должны влиять на взгляды литератора так же, как и на само литературное движение. От этого нет никакой пользы, а вреда много.
Желаю всего доброго.
Виктор Астафьев
4 февраля 1973
(В.Г.Летову)
Дорогой Вадим!
Тут после месячного перерыва (все-таки угодил в больницу с осложнением - воспаление легких после гриппа) забрел я в Союз наш, а там никого нет и лежит куча газет, а сверху "Известия". Я возьми да и подумай: «Вот сейчас открою газету, а там очерк Вадима». Открываю — точно, есть! И очерк-то славный про буровиков и жизню ихнюю «романтическую». Всё-таки удел твой пока — очерк. На очень короткой и малой площади ты сумел много сказать, а главное — характер написать.
А тут мне предстояло готовить сборник юбилейный. Подумал я, подумал, да сам к нему и предисловие написал, чтобы снять с себя ореол некоего страдальца и оградить от праздного сочувствия и оков «за трудную жизнь». Жизнь как жизнь. Я на неё не в обиде. Она даже интереснее других получилась, может, во всяком случае — насыщеннее. И не надо было мне вытягивать из себя жилы, чтоб набрать на книжку материал, а только выбирать и всё. Постарался написать строго, спокойно и по возможности без той саморекламы, в которую ударились наши многие писатели, ещё при жизни жаждущие быть «классиками».
