Олег Хлевнюк - Сталин. Жизнь одного вождя
Такие примеры, список которых можно продолжить, в полной мере подтверждают высказывания наркома внешней торговли СССР А. П. Розенгольца, зафиксированные в его следственном деле. Хорошо знавший Сталина Розенгольц утверждал, что его «подозрительность доходит до сумасшествия». По словам Розенгольца, Сталин сильно изменился. Если ранее во время докладов Сталин спокойно подписывал приносимые документы, то теперь он пребывал в «припадке, безумном припадке ярости»[423]. Эту сталинскую ярость, несомненно, нельзя игнорировать. Она была важным фактором огромного размаха и особой жестокости Большого террора. Однако вряд ли возбужденное состояние Сталина полностью объясняет суть событий. В конце концов, необходимо ответить на важные вопросы: против кого была направлена ярость Сталина, почему массовые операции начались именно в 1937 г.?
На состояние ума Сталина могло влиять ухудшение ситуации в СССР в связи с очередной вспышкой голода. Подорванное коллективизацией советское сельское хозяйство с трудом обеспечивало страну продовольствием и в более урожайные годы. 1936 г. выдался неурожайным. Многочисленные сообщения из разных регионов, в том числе адресованные Сталину, свидетельствовали о распространении голода и голодных смертей осенью 1936 г. – весной 1937 г. Резко обострилась обстановка в городах, куда голодные крестьяне, несмотря на многочисленные препятствия, ринулись в поисках хлеба. В марте 1937 г. прокурор СССР А. Я. Вышинский сообщал Сталину о похищении крестьянами в Куйбышевской области трупов павших животных[424], в апреле – о случаях людоедства и убийства детей в Челябинской области. «Зарегистрированы десятки смертей на почве голода, заболевания тифом, многочисленные случаи истощения детей, некоторые семьи питаются падалью, картофельной ботвой и пр.», – писал Вышинский[425]. В голодные годы социальная напряженность всегда усиливалась. Органы НКВД регулярно докладывали Сталину о распространении антиправительственных высказываний, об отказах от работы в колхозах, о массовом бегстве в города, о забое скота в связи с бескормицей. Чекисты по традиции особо отмечали активизацию бывших кулаков и церковнослужителей. Картину довершали регулярные доклады о многочисленных арестах «врагов» и «вредителей» и выявлении «контрреволюционных организаций»[426].
В сообщениях НКВД, поступавших Сталину в 1936–1937 гг., постоянно присутствовали сигналы о пораженческих настроениях в связи со слухами о скорой войне. «У нас в селе народ только и говорит, что о войне. Крестьянство все настроено против советской власти. Пусть будет война, и мы скорее свергнем эту власть. Может быть, нам будет и хуже, но лишь бы не было власти большевиков. Они нас разграбили, пусть запомнят, что пощады им никакой не будет», – этот пример из доклада руководителей управления НКВД по Северо-Кавказскому краю[427] типичен и для других спецсообщений. Информация о пораженческих настроениях и других «антисоветских проявлениях», в том числе – о настоящих антиправительственных демаршах, поступала Сталину постоянно, все годы его нахождения у власти. Однако в 1936–1937 гг. изменился международный контекст. Реальная, а не вымышленная угроза большой войны была очевидным фактом. Именно эта угроза, судя по всему, имела для Сталина принципиальное значение.
Для понимания характера сталинского режима и самого Сталина необходимо помнить, что СССР был государством, которое возникло в результате Первой мировой войны, утвердилось благодаря победе в гражданской войне, сопровождавшейся иностранным вмешательством, и всегда готовилось к новой войне. Большевистские лидеры, получив власть исключительно благодаря войне, всегда считали, что могут потерять ее в результате совместного натиска внешнего врага и внутренних контрреволюционных сил. Поэтому подготовка к войне в силу этого имела для большевиков два аспекта: военно-экономический и укрепление тыла, в том числе уничтожение реального или потенциального внутреннего врага.
Постепенное усиление террора во второй половине 1930-х годов совпадало с ростом международной напряженности и угрозы войны. Помимо агрессии Японии на дальневосточных рубежах, все более тревожными становились события в Европе: приход к власти Гитлера; курс Польши на равноудаленность от СССР и Германии, воспринимаемый Сталиным как политика сближения Польши с Гитлером за счет СССР; «умиротворение» нацистов западными державами; демилитаризация Рейнской зоны весной 1936 г. 25 октября 1936 г. было заключено соглашение между Италией и Германией. 25 ноября последовало подписание «Антикоминтерновского пакта» между Германией и Японией.
Значительное влияние на политику сталинского руководства оказала война в Испании. Прежде всего, она убедила Сталина (и без того с недоверием относившегося к западным демократиям) в неспособности Великобритании и Франции эффективно противостоять Германии. Политика «невмешательства» полностью дискредитировала себя в глазах советского руководства, и оно приняло решение активно действовать на испанском фронте. Кроме того, ситуация в самой Испании, острые противоречия между различными политическими силами, в том числе между коммунистами и сторонниками Троцкого, была для Сталина лучшим подтверждением необходимости чистки тыла как средства укрепления обороноспособности. В ходе испанской войны широкое распространение получили такие характерные для гражданских войн явления, как анархия, партизанское и подпольно-диверсионное движение, измены, противоречия между отдельными регионами страны и т. д. Именно в испанской войне появилось знаменитое, ставшее нарицательным выражение «пятая колонна». В критический момент войны в октябре 1936 г., когда войска франкистов четырьмя колоннами вели наступление на Мадрид, руководивший ими генерал Мола заявил, что в тылу республиканцев у него есть «пятая колонна». Это выражение быстро и прочно вошло в политический язык советских лидеров. Неблагоприятное развитие событий в Испании происходило на фоне общего обострения обстановки в Европе и на Дальнем Востоке.
Эскалация войны в Испании и репрессий в СССР шла параллельно. Первое время после того, как 18 июля 1936 г. начались столкновения в Испании, сталинское руководство вело себя достаточно осторожно. Однако в связи с катастрофическими поражениями республиканской армии было принято решение об активном вмешательстве в испанские события. 29 сентября 1936 г. Политбюро окончательно утвердило план соответствующих мероприятий[428]. Между прочим, это решение совпало с назначением наркомом внутренних дел Ежова.
