Хьюго Виккерс - Грета Гарбо и ее возлюбленные

— Так, значит, как? Все кончено?

— Не знаю, — она искоса посмотрела на меня. — Ты хорошо выглядишь, — заметила она. — Похудел?

Я не стал раздавать ей комплименты, а только сказал:

— Я точно знаю, как тебе надо укладывать волосы.

Ей нравилось, когда я брал ее за волосы и приговаривал:

«Nicht machen».

— А теперь ты помнишь, как крепко ухватил меня за волосы в том парижском ресторане?

— Да, ты рассвирепела.

И только теперь мне стало ясно, что на самом деле ей это ужасно понравилось. И неожиданно все снова стало на свои места. Напряженность исчезла. Никаких обид…»

Сесиль отвел Гарбо к себе в гостиницу, чтобы она могла припудрить нос. Ожидая лифт, он понял, что ей хочется, чтобы он ее поцеловал. И Битон запечатлел поцелуй.

«Я позвонил ей на следующее утро. Мы снова стали старыми друзьями. Словно не произошло ничего такого, что способно нас разлучить или же нарушить нашу близость. Мы поговорили о Трумене (Кэпоте), и, когда я похвалил его, она сказала, что как только мы будем пить с ним мартини, она тоже присоединится к нам. Ей надо сделать кое-какие покупки, выбрать кое-что из одежды и вообще походить по магазинам.

Встреча с Т. прошла отлично, но Г. обещала пообедать со Шлее. Позднее она не смогла пойти со мной на балет, опасаясь преследования представителей прессы, и я отплатил ей тем, что отказался от ее услуг и назначил встречу кому-то, кто первым позвонил мне, когда она была у меня в комнате.

Странная, непонятная натура, которую ради нее же самой следует держать в узде, чтобы она не натворила чудовищных ошибок».

Причиной охлаждения отношений между Сесилем и Гарбо, конечно же, являлся Джордж Шлее. Его не на шутку встревожило двухмесячное пребывание Гарбо в гостях у Сесиля, и он впервые усмотрел в Битоне серьезную угрозу. Именно давление со стороны Шлее вынудило Гарбо неожиданно вернуться перед Рождеством в Нью-Йорк.

В середине апреля Сесиль возвратился в Англию. Вскоре последовало письмо от Гарбо. В нем она почти что извинялась, насколько была способна, за свое поведение. Она во всем обвиняла разницу в их характерах, противопоставляя жизнелюбие Сесиля своим издерганным нервам. Гарбо также спрашивала, как поживает его матушка, и передавала сердечный привет Сесилю и Англии.

Глава 11

«Богини больше нет»

Сесиль отплыл в Лондон в начале апреля и с головой окунулся в работу. Гарбо снова отправилась в свои странствия. В письме Сесилю она уверяла, что, несмотря на ее недавнее молчание, она его не забыла. Совершенно неожиданно она побывала в Австрии вместе с Эриком Ротшильдом — они навестили его жену Вину и ее мать. Это было довольно странное время, но Гарбо спрашивала, не хочет ли Сесиль тоже побывать там с Клариссой и Хэлом Бертоном. По ее мнению, Австрия — бесподобная страна. Правда, ее пребывание там было омрачено неизбежным, хотя и привычным появлением «Шлейски». Что касается самой Гарбо, то она все сильнее ощущала себя потерянной, и ей казалось, что, возможно, Сесиль будет только рад, если она не станет строить никаких планов. Интересно, чем он сейчас занимается — на всякий случай Гарбо оставила ему адрес парижского банка Моргана, чтобы он мог написать ей.

Сесиль отправился в Шотландию, чтобы сделать последние штрихи к гастролям Лунтов с «Кадрилью», по пьесе Ноэля Кауэрда. Это была романтическая комедия, в чем-то похожая на «Частную жизнь», и средство выражения для Алфреда Лунта и Линн Фонтанн. Пьеса принесла им триумфальный успех, а для Сесиля явилась примером плодотворного сотрудничества. У его матери случился сердечный приступ, не на шутку его встревоживший, однако одновременно пришли и добрые вести.

«Не сомневаюсь, что к этому времени тебе уже известно, что Кларисса вышла замуж за мистера Идена. Она отвергла его год назад, но затем, полгода спустя, согласилась принять его предложение. Я весьма счастлив по этому поводу, поскольку она удивительный человек и ее новая роль даст ей возможность найти применение своим замечательным качествам. Все лето она была на высоте, вся такая сияющая и милая, и полная приятных ожиданий. Все хлопоты прошлой осени проистекали от ее непредсказуемости и неуверенности в себе».

Гарбо, как и Сесиль, от души радовалась за Клариссу. Она даже в чем-то видела себя виновницей этого союза, указывая, что этого могло бы и не произойти, если бы они сняли дом, как было предложено. Вместо этого, писала она, Сесилю бы пришлось бегать за Клариссой по пляжу, уговаривая ее выйти замуж за мистера Идена. Интересно, писала Гарбо, понимает ли министр иностранных дел, сколь многим он обязан Сесилю. Что же касается ее самой, то Сесилю повезло, что их роман зашел слишком далеко. Тем не менее вполне возможно, что числа пятого сентября она будет в Париже. Писать ей можно все так же на моргановский банк. Шея у нее болит по-прежнему. А еще она шлет нежнейший привет белокурой мисс Иден.

В сентябре Сесиль отправил ей ответ.

«Дражайшая Г.! Я все еще здесь, но мое долгое, никем не нарушаемое уединение заканчивается в воскресенье, когда мне придется на несколько дней съездить в Лондон. А затем снова назад, чтобы кое-что успеть доделать. Лондонский дом постепенно приобретает новый вид. Я бы, пожалуй, вырвался в Париж, если бы знал, что сумею встретить тебя без всяких помех, и, возможно, тебе захочется приехать ко мне. Я бы не хотел думать, что тебе настоятельно необходимо торопиться в Нью-Йорк к твоей волосатой миссис Бейтс. Или все-таки у тебя есть причины? Другая Кларисса собирается ненадолго к себе в деревню 14-го числа. Как было бы чудно, если бы мы снова могли немного побаловаться маринованной селедкой и сливовицей. Благословляю тебя. Б.».

Гарбо и Сесиль так и не встретились тем летом. Кроме того, былой энтузиазм, предшествовавший их встрече 1951 года, в его письмах заметно поостыл. В октябре Сесиль слег с сильной простудой, а 13 октября Гарбо возвратилась из своих странствий на Манхэттен. Сесиль писал:

«Спасибо тебе за милое письмо. Мне так печально думать, что мы оба сейчас переживаем унылый, однообразный период, и, как мне кажется, Нелла Уэбб сильно ошиблась в датах. Правда, она советовала нам не волноваться, поскольку все уладится само собой. Не забывай, что тебя ждет большое будущее, какое ты только пожелаешь. Я уверен, что вскоре все повернется к лучшему, потому что ты была умницей и ждала, и за это тебе полагается вознаграждение. Я всей душой стремлюсь приехать к тебе, потому что, как мне кажется, тебе трудно вырваться сюда, ко мне, что, впрочем, было бы гораздо разумнее. Напротив меня на камине в высоком стакане стоят две белые розы. Как бы я желал взять и подарить тебе их такими. Я постоянно думаю о тебе. Я постоянно о тебе думаю».