Таежный тупик. История семьи староверов Лыковых - Василий Михайлович Песков
Сверху, с конца огорода на склоне горы, «усадьба» Агафьи выглядит маленьким деревянным «шанхаем» – избушки, курятники и козлятники, городьба, стожки сена, вешала, на которых сушатся прикрытые пленкой горох, овес и пшеница.
Отдельно стоит реликвия – избушка, в которой Агафья в 45-м году родилась. Точнее сказать, видишь то, что было когда-то избушкой, из которой абазинский охотник, опилив сгнившие углы, соорудил зимовье два на два метра. В нем покойный Карп Осипович с дочерью, перебравшись сюда, приготовились жить. «Они же замерзнут!» – позвонил мне Николай Николаевич. Теперь рядом с избушкой-реликвией вырос «шанхай» – весьма уязвимое для огня место.
Я говорю об этом с Агафьей, сидя в ее пристанище около фитилька, опущенного в плошку с подсолнечным маслом. «Агафья, без хлеба мы вас не оставим. Но беда может случиться вот по какой причине…» Я тушу фитилек и при свете фонарика трогаю пальцем мешочки с сухими травами, лежащие на печи как раз над светильником. Один из них падает прямо на плошку, где только что был огонек. «Кошка прыгнет, стронет эти мешочки, и пожара не миновать. Ты понимаешь, в каком положении вы тут останетесь, случись это зимой! В десять минут все сгорит». – «Так это уж не приведи Господь», – говорит Агафья и зажигает свой фитилек, даже и не поправив горки мешочков с травами. Я рассказываю ей о пожарах даже там, где их вовсе не ждут. Убеждаюсь: Агафья знает и об Останкинской башне, и о Чечне, и о подводной лодке. «Политинформацию» проводит тут Ерофей, слушая хрипящий приемник в сенях своего обиталища. («В избе нельзя. Агафья считает – грех».) Я еще раз говорю о страшной силе огня. Агафья опять отвечает: «Не приведи Господь…»
2000 г.
Хорошо сидим
Попасть в Тупик на вертолете сегодня – проблема очень большая. Я ждал до осени, когда военные запустят ракету «Протон», чтобы после падения второй ступени ее в районе обитания «троицы» взять пробы – не выпадает ли ядовитый гептил? Если перед этим в нужный район полетит еще один вертолет, у меня есть шансы добраться сюда, а с военными специалистами через день-другой выбраться.
Сказали, что первый вертолет полетит из Абакана. Добираюсь туда (ночь без сна!), но на месте выясняется: вертолет полетит, но из Горно-Алтайска. Это от Абакана – 1400 километров! С директором нового заповедника «Лыковская заимка» Геннадием Девяткиным решаем немедленно ехать на автомобиле. Управлять машиной Геннадий еще только учится, и тяжесть спешного одоления полутора тысяч километров ложится на шофера Ивана Федоровича Сурова, заботливого, как пушкинский Савельич.
Выезжаем мы рано утром, едем день, ночь и к рассвету прибываем в Горно-Алтайск. Милый «Савельич» все выдержал, только в Сростках, где родился и жил Василий Шукшин, попросил ночью полчаса сна.
В дороге мы еще останавливались что-нибудь пожевать и покормить кур (везли в подарок Агафье), которые за сутки сидения в картонных коробках снесли по яичку.
В первый день по прибытии в Горно-Алтайск по причине плохой погоды в горах вертолет не мог полететь. Мы отоспались, успели купить козу и кое-какие припасы, если в Саянских горах засидимся. Наконец летим и благополучно приземляемся в хорошо мне знакомом местечке, стиснутом горами с быстро текущей меж ними речкой.
Утром, еще затемно, слышим привычный грохот – Гу! Гу! Гу! Ракета из Байконура пошла на орбиту, о чем Агафья уведомляет нас, боясь, что мы проспали и не слышали грома. «Агафья, а какой нынче год по твоим исчислениям?» Не моргнув глазом, заслуженный хроникер в семье Лыковых отвечает: «7508 год от сотворения мира». Вот так-то быстро дошли люди до «Протонов» и вертолетов!
Вертолет должен прилететь в «день ракеты» – брать пробы растений и грунта в районе падения второй ступени. Но по всему видно: не прилетит. Верхушки гор затуманились. Пронизанная солнцем желтизна леса тускнеет, и начал падать поэтичный, как в опере «Евгений Онегин», будь он неладен, снежок.
Хозяйственная Агафья живой силе простаивать не дает – всех запрягает в работу. Копаем морковку, свеклу, репу и редьку. Очистив все от ботвы и земли, складываем в неглубокие ямы, выложенные еловыми ветками. Когда выкопают картошку и снесут ее в погреба (тоже ямы, но глубокие), овощи ссыплют поверх картошки. Работа, на радость «троице», спорится. Без Ерофея нас пять человек. Пятый – художник Усик Сергей, зимовавший тут два года назад после жизненной катастрофы и теперь навестивший «лечебное место», – не прилетел, притопал пешком по горам от Телецкого озера, без палатки ночуя под кедрами. Уравновешенный, добрый и деловой, этот парень, закаленный с детства иркутской тайгой, в этой южной тайге чувствует себя как дома и пользуется уважением всех обитателей Тупика. С Геннадием после аврала на огороде они в два топора достроили начатый ранее курятник, потом взялись носить на гору к избам дрова, заготовленные Ерофеем у речки. Мне по возрасту отвели «идеологическую службу», и я по очереди и со всеми вместе беседую с «троицей».
Вертолета между тем нет уже третий день. И быть не может: стрелка барометра у Надежды в избе – в левом положении до упора. Полный и теплый штиль. К желтизне гор прибавляется живописная седина снега. Глаз отвести невозможно. Но лучше бы улететь. Прислушиваемся ко всем звукам… «Нет, это речка…»
На четвертый день начинаем понимать, что можем застрять тут на зиму. Предвидя такую возможность, редактору «Комсомолки» я оставил записку: «Если к середине октября не вернусь, звоните Аману Тулееву, он человек надежный, вытащит».
Мы, однако, не унываем. Когда иссяк запас анекдотов, каждодневными стали вечерние посиделки в избушке у Ерофея. В один из вечеров Агафья рассказывала, как жили семьей: «В последние годы голодали все время. Ели траву, из-под березовой бересты выскребали мякоть. Хлеб был картофельный, черный, вон как сапог Ерофея…»
В местной библиотеке, кроме книжки по пчеловодству, книги воспоминаний Тулеева (подарок Агафье) и нелепого в этих местах журнала «За рулем», ничего нет. Чтобы скоротать время, ребята носят и носят дрова, потом мы совершаем экскурсии вверх и вниз по реке. Внизу наблюдаем, как Агафья с Надеждой чистят решетку запруды от плывущих осенних листьев, как кидают из сетей и ловушек харьюсков размером с ложку. А двигаясь вверх по реке, доходим до «щек» – отвесных каменных берегов. Возле «залома» – затора из упавших деревьев – в пенном водотоке обнаруживаем ребристую загогулину из металла. Это малая часть того, что падает тут в тайге от взорвавшейся второй ступени «Протонов». Сколько этого добра лежит по тайге, можно только гадать. По снимкам знаю: охотники обнаруживают
