Кавказские Дни. Парижские Дни. - Ум-эль Бану Мирза кызы Асадуллаева
Несмотря на то, что каждый по-своему относился к подъему и упадку, прогрессу и отсталости, время делало свое дело, ослабляя традиционные устои. Возможно и уничтожая их. Поэтому согласие отца на брак Зулейхи и Жозе не должно было вызывать удивления. А ведь лет десять назад это было бы абсурдом.
Жозе и Зулейха получили брачное свидетельство в 16-м отделении муниципального управления французской столицы. Регистрация брака испанского юноши и беженки-азербайджанки из Баку была заверена государственной печатью, после чего дома отпраздновали это событие. Состоялось несколько необычное испано-азербайджанское торжество. Часть присутствующих гостей-мусульман неодобрительно отнеслась к этому браку. Но и они, согласно обычаям, веселились и даже пили. Правда, не вино, запрещенное Пророком, а водку и прочие крепкие напитки. Но именно поэтому и хмелели быстрее. Тут уж гости начинали выплясывать кавказские танцы, громко петь хором и, коверкая французский язык, произносить тосты. Слушать эти тосты просто удовольствие. Пьяные гости несли такую чепуху! Одни поднимали бокалы за «новорожденных!», другие пили за «прогресс», третьи желали молодым нарожать детей, которые станут гордостью испано-кавказского союза. Этих говорунов невозможно было остановить. Единственный выход - просто не слушать. Эх, да им все равно! Дом стал напоминать психушку, которую возглавлял мой отец. Он был доволен. Отец отличался от остальных гостей своей восточной мудростью и сдержанностью. Шамси, как всегда, важничал и пыжился. Он был пьян, но старался не терять достоинства. Зулейха вырядилась во все цвета радуги и нацепила огромные нелепые серьги. Она бестолково улыбалась и, по выражению Шамси, напоминала корову с рекламных щитов. Развешанных по всему Парижу, расхваливающих молочные продукты. В присутствии отца Зулейха не прикасалась к спиртному, но украдкой от него выпивала. Жозе был пьян в стельку. Его уже почти не держали ноги, и язык не слушался. Иногда он пытался что-то говорить, но бессвязно бормотал: «Зулу, этот Боженька. еще чуть-чуть и из-за него мы бы не поженились.» Хорошо, что отец не мог этого услышать. Хотя он и слыл либералом, мог все же обидеться на такие безбожные речи. В священной книге говорится от имени Яхве: «Милосердный христианский Господь явился к своей пастве в образе Спасителя. Аллах же, ниспославший Коран, настолько велик, что мусульмане даже мысль о подобии с ним считают кощунством». Жозе объединил в своем восприятии была тремя религиями, и называл его «старик Создатель». Он воображал этого «старика Создателя» сидящим на своем недосягаемом престоле и посылающим оттуда людям всевозможные страхи и беспокойства. Все запреты, которые ему с детства внушались от имени Бога, рождали в душе Жозе простест и неприязнь.
«Зулу» - тоже неудачная находка Жозе. Сократив таким образом имя Зулейхи, он рисковал попасть в немилость к французам. Ведь это имя напомнило бы им сына Наполеона III, погибшего в одном из его неудачных походов. Но на нашем торжестве Францию представлял только один человек, да и то метис: его мать была грузинской княгиней.
Этот гость тоже был очень пьян. Но он все же пытался сохранить свое достоинство. Замечу, что он из рода Мюрата, потому и вправе был гордиться своим происхождением. Но самое удивительное - он так походил внешне на своего знаменитого предка! А ведь прошло не одно поколение!
Далеко за полночь молодые покинули нас. Чувствовалось, что для брачной ночи они вовсе не в форме.
Картина кочевой жизни
Наконец-то Зулейха вышла замуж. Моей же заветной мечтой был развод. Джамиль часто писал мне из Стамбула. Эти письма, исполненные мольбой, причиняли мне страдания. Я воспринимала их, как дурную весть. Распечатывая конверты и читая ровные, аккуратные строчки, я каждый раз видела перед собой его постылое лицо и испытывала чувство болезненной неприязни. В письмах описывалась старая история односторонней любви. Одна сторона любила и страдала, другая была безответна. Если быть до конца честной, если б не я, Джамиль не оказался бы в Стамбул совершенно одиноким. Ему незачем было покидать Баку, даже захваченный большевиками, и ехать в чужие края. В Стамбуле у него ни денег, ни друзей, ни надежды на будущее! А я сбежала от него в далекий Париж. По содержанию писем было видно, что Джамиль испытывает материальные и моральные трудности. И моей вины в этом немало. Я и жалела, и ненавидела его одновременно. Его любовь рождала во мне озлобленность. В то же время было приятно сознавать, что ты доставляешь любовные страдания мужчине. Я даже сравнивала себя с холодными и жестокосердечными героинями кинофильмов и получала от этого удовольствие. Мало кому знакомы такие противоречивые и взаимоисключающие чувства. Из жалости я отвечала на письма Джамиля, стараясь намеками довести до него свои мысли. Хотелось, чтоб он понял, наконец, невозможность нашего дальнейшего супружества. Даже мысль об этом для меня болезненна!
Амина дала мне понять, что и отец считает мой развод возможным, понимая несостоятельность этого брака. Мысль о разводе давала мне крылья, уносила в мир надежд. Сжимая в руке миниатюрный Коран с серебряным тиснением, я молила Бога о разводе, который дал бы мне желанную свободу. Для Джамиля же он станет
