Леонид Кузнецов - Стопроцентный американец (Исторический портрет генерала Макартура)

Но, конечно же, власть проконсула подогревала амбиции Макартура. Положение фактического правителя, второго императора заставляло снова и снова обращать честолюбивые мысли к Белому дому. Первая попытка стать президентом была сделана еще в 1944 году.

19 августа 1943 года Д. Макартур получил письмо от президента Рузвельта, в котором были такие шутливые строчки:

"Возможность снова вас увидеть (на совещании в Гонолулу.- Л. К.) сделала меня особенно счастливым. У меня возникло желание поменяться с вами в Гонолулу ролями. У меня предчувствие, что вы как президент сделали бы больше, чем я..."

Для Макартура это было одновременно и елей, и яд: он мечтал поменяться ролями с Рузвельтом, мечтал стать президентом. В то же время в шутке звучала уверенность, которая в данном случае оборачивалась угрозой: Рузвельт силен, власть он не отдаст. Д. Макартур ему не страшен. Это как раз больше всего ударило по честолюбивым мечтам генерала.

Тем не менее он верил в свой счастливый шанс. Для этого, казалось, были основания. "Наполеон Лусона" рассчитывал на "истинных носителей американизма". "Носители" с пониманием относились к брюзжанию генерала по поводу того, что Вашингтон, объединенный комитет начальников штабов не уделяют достаточно внимания войне с Японией, отдавая приоритет войне в Европе, что на первой странице "поход на Берлин", а уж на второй - "поход на Токио". В то же время среди "носителей" не все являлись сторонниками , "тихоокеанской ориентации". Другие шли за Д. Эйзенхауэром и видели главное направление политики "через Европу". Тем не менее "тихоокеанцы" не были слабы. Более того, их вес в области экономики, политики, идеологии, в делах военных постоянно возрастал.

Д. Макартур тронул и некоторые другие струны в душе избирателя. Он начал исподволь, а потом и почти открыто, выступать за сворачивание отношений с Советским Союзом. "Кесарь" открыто выражал недовольство тем, что во Владивосток идут американские грузы. Нет, нет, он не требовал, чтобы США разорвали отношения с СССР. Д. Макартур рассматривал Советский Союз как резервуар, который должен поставлять "пушечное мясо" для американцев, чтобы, с одной стороны, обескровить и Японию и СССР, а с другой - сохранить свои силы на послевоенные дела.

Американскому обывателю импонировала позиция генерала по многим другим вопросам. Он одобрял заявление Макартура о том, что и после войны Филиппины должны в той или иной форме оставаться владением Соединенных Штатов. Генерал считал (это особенно нравилось сторонникам панамериканизма), что страны Азии и бассейна Тихого океана обязаны идти в фарватере политики и желаний Соединенных Штатов, что даже путь к Европе, Африке лежит для Соединенных Штатов через Тихий океан, Азию с их богатейшими природными и людскими ресурсами.

Вот почему К. Блэир отмечал, что Макартур пришелся по душе всякого рода правым экстремистам, изоляционистам, "вечно и всюду первым американцам", всем ненавидевшим Рузвельта и некоторым влиятельным республиканцам, "идущим посередине, дороги". Шансы были. Но все-таки имя Макартура, как кандидата от республиканцев, упоминалось не так часто, как имя губернатора Нью-Йорка Томаса Дьюи. За ним по популярности шел Уэнделл Уилки, лидер партии, потерпевший поражение от Рузвельта в 1940 году.

Вот тут-то активизировался весьма влиятельный и ловкий политик, который решил поставить на Макартура,- сенатор от Мичигана Артур Ванденберг, республиканец, пользовавшийся в коридорах власти большим влиянием. Пораскинув всеми "за" и "против", он остановился на генерале. В конфиденциальном письме одному из родственников А. Ванденберг обмолвился: "Если он останется в живых, он будет, я думаю, моим кандидатом в президенты".

Хорошо представляя характер и принципы возможного соперника, не веря ни единому его слову, Рузвельт внимательно следил за Макартуром, хотя последний делал вид, что не помышляет о президентском кресле, а как профессиональный военный, думает только о победе над Японией. Президент даже попросил снять копии с документов, подписанных генералом, в которых он оценивал положение Филиппин, заверял в создании прочной обороны архипелага и т. д., чтобы в нужный момент скомпрометировать Макартура как военного стратега. Такие предосторожности были нелишними, ибо "Наполеон Лусона" на самом деле серьезно намеревался взять Белый дом.

Весьма показательна судьба майора Морхауза в свете кокетливых заявлений Макартура об "увлечении только военными операциями". Майор Морхауз, личный врач главнокомандующего, считался доверенным компаньоном генерала, он прошел с ним большую, причем самую горькую часть войны - от Коррехидора до Австралии. Майор помогал Макартуру перенести тяготы окружения, физические и моральные (Коррехидор был фактически пленом), всегда и всюду поднимал, часто искусственно, его авторитет. В Соединенных Штатах (он отпросился домой навестить свою тяжело больную мать) к нему обратились корреспонденты с вопросом, не собирается ли Макартур в Белый дом. "Нет, не собирается,- ответил майор,- он солдат, и его мечта промаршировать по Токио". Вскоре Морхауза уволили, даже запретили попадаться на глаза Макартуру. Всезнающий Хафф сделал заключение: "Идея стать президентом была Макартуру вовсе не неприятна". Поэтому те, кто вольно или невольно приписывал ему другие, автоматически становились врагами "Американского кесаря".

Когда Хафф собирался в США, генерал напутствовал его: "Пока ты там, в Штатах, хорошенько приложи ухо к земле и послушай". Помощник сразу понял, что речь идет о президентском буме. По возвращении хитрый Хафф привез массу слухов, новостей, сплетен, пересудов. Д. Макартур, слушая, не пропускал ни слова, обращал внимание на каждую деталь. Хафф, в частности, рассказал об одном, на его взгляд не очень важном, скоро забытом разговоре: "Почему,спросили его,- Макартур все время ходит с тростью? Он что, немощен, слаб?"

После разговора с Хаффом Макартур никогда больше не появлялся на людях ни с тростью, ни с палкой.

Труднее всего удавалось Д. Макартуру скрывать свои антипатии к хозяину Белого дома. Он прилагал нечеловеческие усилия, чтобы носить тогу дружелюбия, этакого солдатского равнодушия к верховной власти, одновременно демонстрируя подчинение ей. Д. Макартур даже ломал гордыню и льстил Ф. Рузвельту, писал ему письма, проникнутые предупредительностью, кроткостью. Но вот когда в Австралию прибыла "первая леди США", Макартур не смог сдержаться. Он открыто проигнорировал жену президента. Правда, реакция провидения, в которое верил Макартур, была мгновенной и неприятной. На приеме одна австралийская дама, не задумываясь и не беря в голову значение того, что говорила, воскликнула, представляясь г-же Рузвельт: "Не правда ли, великолепно! Я слышала, что генерал Макартур готовится стать президентом Соединенных Штатов!" Конечно, Э. Рузвельт рассказала супругу и о даме, и о многом другом. Конечно же, Рузвельт еще больше невзлюбил генерала, ибо президент так же, мягко говоря, не питал любви ни к одному из своих соперников, реальных или только собирающихся выступить в этом качестве.