Иван Лаптев - Власть без славы

Несомненно, это была тактическая передышка, вызванная встречей с Горбачевым сразу после ноябрьских праздников, где «капитаны» сверили часы по основным вопросам внутренней политики, отчасти отраженным в изложенной выше позиции Ельцина по Союзному договору. Не исключено также, что российское руководство ожидало, что будет делать Президент СССР с союзным правительством. Именно в середине ноября — конкретно 14-го — Верховный Совет СССР под воздействием группы «Союз» (речь о ней ниже) буквально взбунтовался, отказавшись от работы по повестке дня и потребовав обсуждения положения дел в стране. Нам пришлось подчиниться и договориться с М. С. Горбачевым о его участии в политической дискуссии. 16 ноября он выступил на сессии парламента с докладом, весьма аморфным, многословным, что дало повод депутатам вволю потешиться над исполнительной властью, включая президента. Характерно, что в зале сложился единый хор: Горбачева в присутствии почти всех президентов союзных республик «долбали» как члены объединения «Союз», так и члены межрегиональной группы. Оба «фронта» воспользовались представившейся им возможностью побороться за свои цели.

С трудом дождавшись конца рабочего дня, мы разошлись. Горбачев сказал депутатам, что завтра он, учитывая их позиции, выступит еще раз и внесет новые предложения.

Утром 17-го перед началом заседания сессии мы встречали его в комнате-“подкове», уже описанной выше, — в комнате председателей палат Верховного Совета. Президент был непривычно бледен, позже мы узнали, что он работал до утра. Он выступил первым, речь была краткой, жесткой, без всяких оговорок и так любимых им разъяснений — правительство преобразуется в Кабинет министров, президент берется за непосредственное руководство им, Совет Федерации расширяет свои полномочия, Президентский совет распускается, создается Совет безопасности. Предложения были встречены аплодисментами, обе «стороны», «Союз» и МДГ, сделали вид, что довольны. У межрегионалов, конечно, было для этого больше оснований — союзное правительство, за отставку которого они боролись, пало.

Но взаимное удовлетворение было весьма кратким. 10 декабря Горбачев выступает на Пленуме ЦК КПСС по концепции Союзного договора и опять вызывает острое неудовольствие обеих сторон: товарищей по партии за перераспределение полномочий в пользу республик и за признание их суверенитетов; Ельцина — за то, что подготовка Союзного договора форсируется. Уже на следующий день, 11 декабря, Ельцин требует преодолеть унитарные подходы в политике центра и заявляет, что никакого Союзного договора за счет интересов России не будет, а это открывает безбрежный простор для любых интерпретаций республиканских интересов, что и произошло, об этом речь — в главах о Союзном договоре. Передышка кончилась.

В этом еще раз убедил нас всех 4-й Съезд народных депутатов СССР, открывшийся 17 декабря. Сажи Умалатова предложила прежде всякой повестки дня или ее первым вопросом проголосовать отставку президента Горбачева. Предложение не прошло, но показало, как будет действовать консервативное крыло депутатского корпуса, вернее, силы, которые за ним стояли.

Горбачев обосновывает те изменения, которые он произвел в системе власти после 17 ноября, отмечая, что сама жизнь подвела нас к системе президентского правления, к необходимости сильной исполнительной власти на всех уровнях, вносит роковое предложение ввести пост вице-президента, а также провести в стране референдум за сохранение Союза суверенных государств на федеративной основе.

Ельцин немедленно бросается в бой. Назвав Кремль «союзным центром народного недоверия», он резко протестует против президентской формы правления. Приведу цитату из его выступления 19 декабря, чтобы еще раз подчеркнуть свою мысль о двойном стандарте, который всегда демонстрировал Борис Николаевич в подходах к власти Горбачева и Ельцина: «Неограниченными полномочиями наделяется Президент страны. Уже сегодня предполагаемый масштаб полномочий Президента не имеет себе равных в советской истории. Такого объема законодательно оформленной власти не имели ни Сталин, ни Брежнев. Крайне опасно, что президентская власть у нас формируется под личные качества и гарантии конкретного человека. Фактически Центр стремится сделать конституционное оформление неограниченного авторитарного режима, что может привести в конечном счете к конституционной оправданности любого произвола».

Эх, эти бы слова да вспомнить в 1993 году, когда вообще вся Конституция писалась под конкретного человека!

Отвечая ему, но не называя фамилии, Горбачев призывает: «хватит пугать Кремлем советский народ». Но «народ» уже испугался. Э. А. Шеварднадзе неожиданно для всех подает в отставку. Мы так и не знаем до сих пор, какую диктатуру он имел в виду. «Лодка» опять угрожающе накренилась, но теперь больше на другой борт: анкета «Человек года» за 1990 год впервые вывела Б. Н. Ельцина вперед — 32 процента. Горбачева назвали первым только 19 процентов.

После встречи нового 1991 года, самого «рубежного» года в истории СССР, начинаются особенно трудные дни для Горбачева. Надо агитировать народ за референдум, новая российская компартия блокируется с депутатским объединением «Союз», экономическое положение в стране ухудшается. 25 декабря случается тяжелейший инфаркт у Н. И. Рыжкова, который хотя и был отставлен с поста председателя правительства СССР, но играл очень заметную стабилизирующую роль в высших эшелонах власти. Премьер-министром становится В. С. Павлов, он пытается принять решительные экономические меры, но все они косвенно бьют по Горбачеву. Ельцин не упускает момент, начинает обвинять «имеющего в характере стремление к абсолютизации личной власти» президента СССР в том, что тот «подвел страну к диктатуре». И делает категорическое заявление: «Я отмежевываюсь от позиции и политики президента. Выступаю за его немедленную отставку». Он говорит это 19 февраля.

28 февраля из Минска Горбачев отвечает ему, объясняя белорусской интеллигенции, что дело не в злой воле Центра. Дело в том, что идет беспощадная война за власть, игнорирующая требования закона и моральные нормы. Первоначальные планы захватить ее не удались, в ход пошла необольшевистская тактика — разрушение государственных структур, перенос борьбы на улицы и площади, забастовки, голодовки. Он, пожалуй, впервые прямо называет Ельцина и Попова.

Ельцин недолго медлит с ответом. 9 марта он провозглашает, что демократия в опасности и пора идти в наступление, влиться в боевые ряды бастующих шахтеров и вместе с ними объявить войну руководству страны, которое ведет нас в болото. Политика руководства — грязная политика. Надо «кое в чем» засучить рукава и, как шахтеры, кулаки поднимать. Он декларирует небывалые претензии, абсолютно неконституционные — направлять неких полномочных представителей в каждый Совет народных депутатов, хотя Совет избран на законной основе! Утверждать же этих представителей — комиссаров — будет «прямо Председатель Верховного Совета (т. е. Б. Н. Ельцин. — Авт.), они на местах будут проводить нашу политику, наши законы». Иначе как призыв к прямому захвату власти, это определить нельзя. Впрочем, не случайно ведь говорят, что власть не дают, власть берут.