Олег Калугин - Прощай, Лубянка!

Внешняя контрразведка имела прямой выход и на советскую печать. Излюбленной газетой в те годы была «Литературка», руководство которой с удовольствием брало любые материалы с клеймом «сделано в КГБ».

Накануне очередного съезда КПСС я удостоился чести стать автором сборника «ЦРУ глазами американцев», построенном на реальных материалах, взятых из американской прессы, но должным образом препарированных и поданных под соответствующим углом. В начале 1976 года Крючков мимоходом заметил, что Андропов хотел бы сделать подарок делегатам съезда в виде книги, разоблачающей ЦРУ. Через день он спросил, может ли Управление «К» сделать такую книгу за две недели. Я ответил утвердительно и в течение этого срока, работая с утра до поздней ночи с начальником отдела О. Нечипоренко и двумя машинистками, подготовил ее к публикации в издательстве «Прогресс». В день открытия съезда книга распространялась в фойе Дворца съездов, потом вышла вторым изданием, в том числе в Восточной Европе. Позже под моей редакцией и с предисловием в издательстве «Международные отношения» под тем же псевдонимом О. Кедров была опубликована книга французских авторов «Заговоры ЦРУ».

В 1979 году Центральная киностудия документальных фильмов с участием внешней контрразведки создала фильм «Тихие американцы», показывавший ЦРУ в самом неблагоприятном свете. До выхода на экран презентация фильма руководству КГБ была поручена мне. В малом просмотровом зале на Лубянке собрались зампреды, начальники главков. После демонстрации посыпались упреки и замечания: почему президент Картер показан как простой симпатичный человек? Почему директор ЦРУ Тернер выглядит эдаким добряком и скромником? Зачем показывать на экране, как в телефонную трубку закладывается «жучок» для подслушивания? Наши граждане начнут развинчивать все телефонные аппараты. Почему ЦРУ преподносится как богатая организация, щедро оплачивающая своих агентов? Это может вызвать у граждан ненужный соблазн. Общий вывод: фильм нуждается в серьезной доработке. Его пропагандистский накал слаб, хотя текст Генриха Боровика вполне пригоден.

Слушая своих старших коллег, я приходил в тихий ужас. Эти люди в лучшем случае не понимали особенностей документального жанра. О другом думать не хотелось, спорить тоже. Понуро я выходил из зала. Неужели вся работа насмарку? Неожиданно при выходе я столкнулся с помощником Андропова Игорем Синицыным. Он отозвал меня в сторону и негромко сказал: «Председатель видел этот фильм, и он ему понравился. Пускайте на экран». Через полгода фильм прошел по всем экранам страны.

Как начальник Управления, я регулярно принимал участие во всех крупных совещаниях по актуальным внешнеполитическим проблемам. После апрельского переворота Афганистан занимал все возрастающую роль во всех дискуссиях с призывами вносить предложения об укреплении режима Тараки. К одному такому совещанию я приготовил развернутый план активных мероприятий. Он включал в себя следующие рекомендации афганскому правительству:

— публично обвинить Пакистан в развязывании агрессивных действий против Афганской республики;

— для придания убедительности этим обвинениям систематизировать факты, свидетельствующие о подготовке вооруженных партизанских групп на территории Пакистана, представить их в Совет Безопасности ООН;

— обратиться к лидеру Ирана Хомейни с письмом о поддержке Иранской революции, с выражением надежды на укрепление и развитие традиционных дружественных связей;

— мятежников в районе Герата квалифицировать как наемников империализма США, сионизма, остатков свергнутой в Иране монархии, жаждущих реванша в Афганистане и его расчленения;

— выдворить из Кабула американских граждан, подозреваемых в связях с ЦРУ, под предлогом сокращения численности посольства США. Аналогичные действия предпринять в отношении китайцев;

— через сторонников правительства среди духовенства обратиться с воззванием к народу, обвинив сионизм и империализм в попытках расколоть мусульман;

— создать народную милицию или дружины, вооружить ее наиболее преданные части;

— провести митинги молодежи, крестьян, представителей рабочего класса в поддержку революции по всей стране с личным участием Тараки в ряде мероприятий;

— создать повсеместно комитеты по защите революции из числа молодежи, рабочих и крестьян; из подразделений вооруженных сил выделить две-три ударные части, наиболее верные правительству, вооружить их самой современной техникой и оружием для использования в боевых действиях;

— осуществить рейды в тылы повстанцев с целью уничтожения их радиостанций, баз и складов вооружения;

— развернуть несколько мобильных радиостанций на территории страны, особенно в тех районах, где активизируется контрреволюция, для проведения интенсивной радиопропаганды в пользу Тараки и одновременно создания помех для враждебных радиопередатчиков;

— существенно усилить мощность и объем радиовещания с территории СССР от имени правительства Тараки;

— привести в боевую готовность советские воинские подразделения на границе с Афганистаном с целью их возможного десантирования в те районы страны, где поставлена под угрозу безопасность советских граждан и необходима их физическая защита или эвакуация. Предусмотреть участие этих подразделений в действиях по охране объектов и учреждений афганского правительства;

— направить наших советников в районы боевых операций для оказания помощи командованию афганской армии;

— регулярно осуществлять разведывательные полеты в районах боевых действий для оценки сил и передвижений мятежников;

— провести встречу с афганскими руководителями в Ташкенте или Душанбе для изложения этих и других предложений.

Часть из предложенных мной пунктов вошла в общий план, доложенный затем Андропову, а позже одобренный Политбюро.

В 1978 году в жизнь неожиданно ворвались события, имевшие далеко идущие последствия для моей судьбы.

Однажды позвонил Евгений Примаков и сообщил, что КГБ готовит какую-то пакость против одного из сотрудников Института мировой экономики, которого я должен знать. Он назвал фамилию «Кука» и просил выяснить, что стоит за возней моих коллег из Московского управления КГБ и нельзя ли дать им по рукам, ибо речь идет о талантливом ученом с неортодоксальным мышлением и высокой профессиональной отдачей. Ранее Примаков обращался ко мне с другими просьбами, в том числе связанными со снятием ограничений на выезд за границу некоторых его коллег. Такие обращения встречали понимание, и Примаков, очевидно, рассчитывал на мое деятельное участие в решении вопроса о «Куке».